– (Сашенька): …ты видишь… уж все Бозьи просторы за окном весереют… мёркло на видь нашло… и кажной трудявой блошке куда-то замохаться и приютиться охота… заукромиться в щель от большой темени… вурдалачье время переждать… ночью-то думы совсем другие… которых не надо… которые страшно знать до конца… бежать от них хочется… куда глаза глядят… малолеткой несмышлёным… в тёплую, мягкую сисю уткнуться… или ухухолиться где под одеялом от кромешной тоски.
…вот сидишь ты возле… и на меня, ненаглядного, безотрывно глядишь… желанная моя голуба… розовая псыца моей кирзовой, проигранной в карты души… как ни ёрзали мы невпопад, а выпадает нам с тобой похеренная прошлая дружба… и замызганный чужими жидкостями масрац… чистенькая ты… и по наружному лику слаща́ одна от тебя идёт… завелени́ мать ехалды́ на тыщу… другой бы шейку на полный выверт крутанул, кода б узнал… ну, да об том опосля… а ныне хоть за у́халки подержаться… цуцы поцукать… пупырышки твои покусать… а то уж забыл, как они выглядят-то… по городу идти неможно стало… бубенцы малиновым звоном в шкарах звенят – народ озирается.
…когда он взял её, она не завелась… не успела… он кончил слишком быстро… вылез из кровати… за стол… сидел и пил сам с собой… молча… снова трахались… но теперь ей откровенно не хотелось… жал, мял и тискал её… иногда с такой силой, что страшно становилось… порвёт или сломает что-нибудь внутри… и тогда тёмной холодной волной в глубине поднимался страх… но потом посторонними прорывами находило безразличие.
…он вроде не почувствовал ничего… потому что внешне Оля делала всё как надо… но теперь меж ними что-то не ладилось… вдруг и посреди всех постельных сю́сей-му́сей забывалась она… бесцельно блуждая взглядом по недопитым стаканам на столе… грязным складкам клеёнки… блестящей дверной ручке… исцарапанным ножкам стула… кирпичам в просвете между печным железом… вспоминалось, как вчера завхоз бранился за оставленные в кладовке подносы из столовой… мелочёвка в голову лезла… уносило Олю так, словно и не было рядом Сашеньки… ничего не могла с этим поделать… временами становилось совсем как с теми старичками-гэбистами на лыжной базе.
– …а ты совсем другая теперь… жути в глазах больше нет… можа, заступники появились?
– …нет никого у меня… только устала я всего бояться.