Молодой человек лет двадцати – двадцати пяти спокойно сидел на крыльце нового одноэтажного дома, который был сделан из бревен по старинке и отдаленно напоминал чем- то красивый боярский терем.
Люди, проходившие мимо, с интересом разглядывали сруб, вырезанные узорчатые окна и высокое крыльцо под тесовым навесом, хвалили строителя, пытаясь узнать его имя. Но Владимир, так звали молодого человека, не обращал никакого внимания ни на людей, ни на строение, будто их и не было. Ни разу не глянул он на дом, не увидел его красоты, не удивился его редкой работе.
Не раз замечали люди странности у молодого человека, но отчужденность его отнесли на вину старой бабке, которая воспитывала сироту и была его опекуншей. После смерти матери, которая умерла при родах, а отца он не знал совсем, даже про него ничего не слышал, бабка стала его единственной семьей. Но ее он не любил, даже ненавидел, совершенно не слушался и делал все по – своему.
Юноша умел скрывать настроение и сейчас, сидя на крыльце, казался спокойным, но это было только видимостью, на самом деле он нервничал. Как всегда был зол на весь мир, внутренности от злости подрагивали, и это ему было неприятно. В его орлином взгляде скользили гордость и ненависть, проявлявшаяся потому, что он знал себе цену – цену своей неземной красоты и статности, против которой не могла устоять ни одна женщина. Светловолосый и голубоглазый, высокого роста и с отличным телосложением, он имел большой успех у женщин, и действительно обладая такой редкой красотой и величием, что имел магическую силу притяжения. Выросший без материнской ласки, не зная любви, он не стремился к ней. Ему хватало случайных встреч. Ни одного влечения, ни одного вздоха, ни одного сожаления. Он не помнил свою мать, вырос под присмотром чужой бабки, которая служила ему как собака и скрывала от всех все его прегрешения. Свои вспышки внезапного гнева он относил к случайностям, в гневе мог даже убить, что бывало не раз в его жизни, и бабка молча заметала следы, как будто ничего не случилось. Сначала, когда был совсем маленький, задавал бабке вопросы, касающиеся его жизни, но бабка угрюмо молчала, и Владимир смирился с неизвестностью, он решил, что у нее были на то свои причины. Когда бабки не стало, не проронил ни единой слезинки, не пожалел о случившемся, наоборот, свободно вздохнул, почувствовал себя полным хозяином, неподчиняющимся никому и ничему.