Вечером, придя к ужину в замок, священник первым делом увидел Грогга, на котором не было лица. «Произошло что-то, пока меня не было. Интересно, что?»
После нескольких тяжёлых секунд молчания, гном тихим тусклым голосом произнёс:
– Саз, Камень Императора потух…
Эта новость была худшей из всех, что можно услышать за день. В глазах его потемнело и он с трудом оперся о стену, чтобы устоять на ногах. Его лицо побледнело. «Это конец». В своей жизни Саз не хотел услышать именно эту фразу. «Императорская династия, правившая тысячелетия, пресечена. Наследников нет… или есть?» В потускневших глазах старика мелькнул огонёк надежды.
– Грогг, где конверт?
Купец сразу же вынул его из-за пазухи. Он был вскрыт. «Видно, открывали…» Саз дрожащими руками взял конверт и достал в несколько раз сложенный пергамент. Долгие секунды. Ещё поворот, ещё один…
Лист был пуст…
Жрец схватился за голову, выронив из рук конверт и его содержимое. «Что делать? Что делать? Что?!»
Грогг, видя то, что случилось с ним, всё понял.
– Я тебя понял, друг, но Левеллин всё знает, – произнёс он.
Для Великой Равнины наступали тяжелые времена.
Городская площадь, на которой в обычные дни продавцы со всего города, а иногда и со всей Великой Равнины, выставляли свои лотки и торговали и на которой в праздничные дни собирались абсолютно все, чтобы принять поздравления Императора и его свиты, а вскоре превращавшаяся в самую большую праздничную ярмарку, где выступали лучшие артисты со всего мира Арто, сегодня собрались все. Люди кричали и бранились, а некоторые пили эль. То туда, то сюда сновали гоблины и гномы в грязных одеждах и таскали на головах подносы с выпивкой, едой и увеличительными приборами, чтобы лучше видеть, что происходит на большом пьедестале, стоящем почти у начала ступеней, ведущих вверх к замку. Вскоре появились трое, и шум немного стих. Придворный маг, который обычно ходил в темно-синем одеянии, теперь стоял перед народом в чёрном с серебристым отливом одеянии, рядом купец-коротышка – тоже в чёрных, коротких для человека, но впору для гнома штанах и тёмной, не чёрной рубахе, а жрец так и стоял в своём чёрно-белой мантии, как и надлежало ему быть. Временами из-за серых туч выглядывало солнце. Стояла невыносимая духота. Грогг и Саз часто протирали свои лица платками, а советник стоял так, словно и не чувствовал ничего. Выдержав нужную паузу, Левеллин заговорил, причём толпа стала утихать, чтобы услышать каждое слово, произнесённое мелодичным голосом: