Спустя полтора-два часа поезд затормозил на железнодорожной станции Гульсвика. Вслед за теми немногими, кто медленно потянулся из поезда, профессор Энгелен вышел в промозглый и холодный норвежский вечер. Уже потихоньку начинало темнеть, и компанию моросящему дождю составил ледяной северный ветер, безо всяких усилий продувавший пальто Олафа насквозь. Профессор поежился, натянул потуже шляпу и, сжимая перед собой сумку, побежал на станцию. Внутри оказалось тепло и сухо; только пара сонных пассажиров да продавец газетного киоска населяли небольшое помещение. Отряхнув капельки воды с драпа пальто, Олаф огляделся. Ван дер Мер возник словно из-под земли, угрожающе приближаясь с раскрытыми для объятий ручищами; одет археолог был по-походному, а черные взъерошенные волосы на висках успела тронуть седина. Пышные усы выглядели так же, как и три года назад, во время последней встречи ученых – тогда Олаф даже и помыслить не мог, в какие истории горазд попадать Ламберт.
– Олаф, мой добрый друг! – Ламберт заключил профессора в медвежьи объятия, и Энгелен осклабился, мягко отстранив археолога в грязной куртке. – Ты чего так вырядился? Не на официальный прием же собираемся! Ну что, как дорога?
– Сносно, – Олаф картинно поправил воротник и снова осмотрелся по сторонам, ловя взгляды всех вокруг – если ты не против, я хотел бы побыстрее отправиться на место. Насколько я знаю, мне выдали «отпуск» только на пару дней, и если я не явлюсь послезавтра, то придется снова с Яном собачиться.
– Старый ворчун все еще ректор, а? – подмигнув, Ламберт похлопал Олафа по плечу. – Все готово. Моя машина стоит снаружи. Ехать будем где-то часа три, да еще и по бездорожью, так что, надеюсь, ты взял что-нибудь почитать.
Энгелен разочарованно выдохнул. Он дочитал книжку по пути сюда и каким-то образом совершенно позабыл, что курган расположился не в Гульсвике.
– Идем, – Ван дер Мер накинул капюшон и вышел наружу.
Изморось, в страхе разбегавшаяся перед могучим ветром, стлалась туманом по земле и кронам деревьев, напоминая профессору о мгле, что стелется над кладбищами; ледяные капли, как иглы неотвратимой зимы, сковывали по рукам и ногам, проникали сквозь всякую одежду, морозили сердце и подрывали и так слабое здоровье Олафа. Ван дер Мер пингвиньей походкой направился к старенькому черному пикапу, заляпанному грязью от колес до крыши. Шмыгнув носом, Энгелен залез следом, захлопнув дверь и тут же пристегнувшись.