Как я уже говорил, меня беспокоили две тайны, и эти же тайны манили меня. Тайна моего попадания сюда и тайна Скелле. Прав я или не прав, но мне казалось, что они связаны. Ничего другого мне в голову просто не могло прийти, так как только эти факты никак не вписывались в мою картину мира. Я двигался, как акула двигается на запах крови. И, конечно, я не мог оставаться с Садухом и его семьей. Магия и разгадка моего путешествия были не в лесах Облачного края – они были там, в городах у побережья далекого океана. Мне было жаль, что я не был до конца откровенен с ним, но, в конце концов, мне кажется, он меня понял. Во всяком случае, расстались мы по-дружески, хотя и понимали оба, что шанс увидеться еще раз был минимальным.
Он помог устроиться мне грузчиком и уборщиком на местной бирже, хотя мне показалось, что у него был какой-то тайный расчет на это – какие-то планы, в которых ему нужен был свой человек на складах. Он же договорился о выкупе в местном подобии мэрии этих останков за погашение чьего-то штрафа за незаконное строительство. Подозреваю, что проштрафившемуся было уже все равно, так как при катастрофе, как я слышал, погиб владелец этой халупы, а для мэрии это был внезапный подарок судьбы – получить штраф там по понятным причинам и не надеялись.
Я уже осмотрел сарай. Уцелела крохотная комната с маленькой печкой, скорее даже плитой, развалившейся кушеткой и выделенным дощатой перегородкой углом, в котором было организовано подобие сортира – круглая дырка в полу над оврагом. Теперь мне предстояло испражняться на останки того, что было раньше этим домом. В наличии также было одно окно без стекла и одна дверь без замка.
Ну что же? Жизнь продолжается. В течение местного года отчетливо выделялись лишь два сезона – очень теплый, даже жаркий и влажный сезон Воды, как это называли местные, и умеренно теплый и сухой сезон Солнца. Однако в отличие от Земли местные года тоже чередовались – за парой теплых лет следовала пара холодных. Эти пары носили названия «пара любви» и «пара верности». Первый холодный и первый жаркий года считались женскими, а вторые – мужскими. Я попал сюда в год мужской верности, и теперь наступал год женской любви – по рассказам самый холодный год из всех. Правда, о снеге местные знали, но только в рассказах о горах, так что, видимо, самый холодный год все равно будет теплее московского. Меня настораживал только тот факт, что на биржевом складе большую часть помещений занимали банальные дрова. Хотелось на всякий случай и самому утеплиться.