Пять минут, это ведь очень мало, подумал Макаров, отправляясь к туалету, стоящему в самом углу лагеря. Интересно, что это задумал мой новый друг? Навстречу ему шел усатый легионер, поручик остановил его вопросом: не может ли тот дать ему коробок спичек? Получив спички, зашел за склад, в котором хранились мешки и прочее мелкое имущество. Вокруг полно сухой травы, срубленной позавчера заключенными во время очередного приведения в порядок лагерной территории. Она была сложена в маленькие кучки, ожидая, когда ее, уже подсохшую, снесут в одну большую и сожгут. Пожар будет в самый раз, и проще, чем драка и заметнее. Когда он вышел из туалета, трава полыхала во всю, но, поскольку она была совершенно сухая, дыма не было видно. Ничего, сейчас огонь доберется до склада, нужно быстрей уматывать отсюда, как можно дальше. Макарову увидел, что в это время из-за барака показался приезжий, он подошел к часовому и отдал какое-то распоряжение. Часовой положил винтовку на землю и принялся скручивать концы разрезанной проволоки. Макаров уже сидел среди остальных заключенных, когда из караульного помещения вышел сержант; сейчас он подаст сигнал приступить к работе. Но, вместо этого, он сделал круглые глаза и заорал неистово.
– По-ожа-а-ар! – И бросился к складу, и все дружно устремились вслед за ним. Но погасить вспыхнувший мгновенно деревянный склад быстро не удавалось; жар от сухих досок и таких же точно сухих мешков был настолько силен, что держал их всех на почтительном расстоянии. Швырять издалека лопатами землю, равно как и лить воду из ведер было почти впустую; склад горел и они, прикрывая ладонями лица от жара, стояли вокруг с лопатами. Чтобы, не ровен час, не загорелось еще что-нибудь.
Прошло немало времени, пока склад догорел до конца и все немного успокоилось. Заключенным приказали продолжить работу. Осмотр территории вокруг склада ничего не дал, на выгоревшей траве не оставалось никаких следов. Конечно, подозрение падало на всех курящих, дураку понятно, что возгорание, скорее всего, произошло от непогашенного окурка. Макарова, как некурящего даже не допрашивали, а пожилой легионер смотрел на поручика совершенно равнодушно, словно и не давал ему никаких спичек. Они приступили к работе, Оболенцева среди них не было, но охрана этого не заметила. Самих каторжан его отсутствие вовсе не интересовало; все видели, как он с тем чучелом ушел в барак. А не вернулся, так может спать лег под шумок; у них у всех слипались глаза после бессонной ночи, устроенной им Толстым Фрицем. Но никто даже не предполагал, что впереди точно такая же ночь, как и предыдущая. Когда построились на вечернюю перекличку, обнаружили, что заключенный Оболенцев не стал в строй; его не нашли ни в бараке, ни на остальной территории. Все, как один подтвердили: он ушел вместе с приезжим в барак, откуда затем вышел чиновник один и направился к дыре, потом, кажется, к воротам, у которых стоял его автомобиль. Допросили часового, тот доложил: в отверстие никто не выходил, а человек в плаще и шляпе, тот, что утром прибыл в лагерь, приказал ему зашить дыру.