ЛЮСЬКА. Так это ж – …от туалетной бумаги трубочка!
СОЛОХИНА. Верно говоришь. Только знай: бывает, что в мотке бумаги туалетной живет бес, а название ему – шуршырь. Бесы эти в Тухлой Речке завелись, еще когда бумажную фабрику там поставили, и рыба дохнуть стала.
ЛЮСЬКА. Так я ж диссертацию про то и писала!
СОЛОХИНА. Про шуршырей?
ЛЮСЬКА. Не, я написала, как бумагу варить, чтоб рыба не дохла. Только не читал никто.
СОЛОХИНА. Короче, слушай: пока сердце шуршыря с тобой, ни один бес тебя не тронет: за свою примет. Три дня его у себя подержи и брось в Тухлую Речку, а не то зачарует.
ЛЮСЬКА. Да на кой он мне вообще-то?
СОЛОХИНА. Опасно, Люся, без оберега: много нечисти в городе развелось, только про то в газетах не печатают. Не слыхала, что в туалетах на Бульваре бывает?
ЛЮСЬКА. Это в голубых кабинках, что ль? Чего там только не бывает!
СОЛОХИНА. Боюсь, не все ты знаешь про голубые кабинки. Ну, то, что замочки на них копеечные – заколкой открываются – это, думаю, тебе известно.
ЛЮСЬКА. А то!
СОЛОХИНА. Ну вот, вечером как-то – кабинки без присмотра уже стояли – решил один студентик попользоваться удобствами задарма. Замочек заколкой ковырнул, вошел, телефончиком посветил, видит: на унитазе – крышка, а на крышке – моток бумаги туалетной! Удивился он такому чуду, и, только взялся за моток, тот как завопит: «Ты зачем ко мне в кабинку вперся, извращенец?!» И тут ему тесно стало, и видит: придавил его дядька при галстуке и в костюме дорогом. Кое-как вывернулся студентик и – дёру. Поняла?
ЛЮСЬКА. Не, не поняла.
СОЛОХИНА. Еще слушай. Дворник один, таким же манером, зашел в кабинку с утра, только сам уже не вышел. Пришла бабка с ключиками да со стульчиком складным – деньги с граждан собирать, кому невмоготу. Глядит: дверка в кабинку открыта, а за ней дворник сидит, весь в клочьях туалетной бумаги, и ерунду бормочет. Ну, за ним психовозка приехала, а бабку спрашивают, не видала ли кого. Она и говорит: видела мужчину при галстуке, а костюм на нем – в клочья изодранный. В машину сел и уехал. Теперь поняла?
ЛЮСЬКА. Не-а.
СОЛОХИНА(тихо). Оборотни это, Люся, оборотни – шуршыри те самые. Когда этот бес в бумажном мотке заведется, то такой моток в человека оборачивается.
ЛЮСЬКА. Точно знаете?
СОЛОХИНА. Да я ж та бабка и есть… Все, пошла я, хоть часок посплю. Пока!