– Галя!– кричал из другой комнаты муж,– представляешь, нога усохла. Примерил новые туфли, выходные, а они болтаются, как рукава у инвалида.
– А что ж ты хотел?–откликнулась жена благодушно,– в армию тебе, что ли?
– В армию– не в армию, а когда такие события случаются, то и чувствуешь годы. Да-а, много уже на спидометре намотало. (слышно было, как Антон Васильевич громко топает ногами в туфлях, прохаживаясь по комнате для проверки) – Ничего, ваты набью, сойдет. А ты заканчивай тоже с примеркой. Поужинаем– и на боковую. Завтра– большой день, встанем пораньше.
– Сейчас, Антон, сейчас,– растроганно отвечает Галина Федоровна, перебирая дорогие сердцу наряды,– вот полюбуюсь на свою молодость– и опять на несколько лет, а, может, и навсегда. И будем ужинать. Консервочку мясную откроем по такому случаю, винцо у нас есть.
– Ну ты собирай на стол, а я пройдусь немного,–сказал Бойчук.–Что-то на сердце волнительно, надо унять.
– Смотри, недолго,–ласково предупредила Галина уже из кухни, и, словно стесняясь, добавила,– мне одной скучно сегодня.
Антон Васильевич вышел за калитку. Впевые за несколько лет просто так, без всякого дела. Природа тоже отдыхала. Стоял тихий-тихий вечер в предверии бабьего лета. Воздух, особенно гулкий в такие часы, передавал малейшие звуки: звонкие детские голоса, далекий шум автомобилей, скрежет тормозов на шоссе. Листья орехов, кленов и каштанов уже не дремлют сонно, а живо лепечут что-то свое, и в верхушках высоких тополей уже слышно глухое бормотание осени. Закурчавились листья каштанов, края их стали коричневыми, багряными,медными, лишь кое-где зелеными еще остались осевые жилки. Седина листвы– бледная изжелть, пока еще редкая, появилась и на вишнях, и на абрикосах, и на акациях.» Все, как у людей,– подумал Антон Васильевич, вздыхая.– Да, всему свое время». Он неторопливо прошел еще несколько кварталов и повернул обратно.
Темнело. На ночные стоянки мимо него шмыгали автомашины; с потными, розовыми лицами возвращались мальчишки с мячами в руках, спешили с авоськами запоздавшие женщины– мимо Антона Васильевича текла жизнь, и он радовался, что был ее частью.
Дома они поужинали, потом по очереди прочитали извещение, словно убеждаясь в надежности того, что они сегодня прочувствовали. Пока жена убирала на кухне, Бойчук снова вышел во двор. Уже стояла ночь. Вспомнилось очень далекое, еще из школы: «…тиха украинская ночь…». Она, действительно, была тиха, спокойна, величественна. Пахло ночной фиалкой, еще трещали цикады и кузнечики, и над всем этим стояло огромное небо с жемчужной россыпью звезд. Антон Васильевич поднял голову и долго смотрел вверх.