– Да-а,– протянул Касимов после моего подробного рассказа, улыбаясь мягкой своей улыбкой и покачивая головой,– бывает же такое.
– Бывает-то бывает, только зачем это мне надо?– горячо возразил я.– Мы с тобой спокойно служили день за днем, день за днем. Однажды проснулись бы– завтра домой. Теперь же ты будешь по-прежнему храпеть по ночам, как лошадь, а я буду ворочаться с боку на бок, вспоминать ее, чертовку; думать, как она там, с кем еще целуется.
– Зато будет что вспомнить,– сказал Хаби,– что у нас за три года?– занятия–обед, занятия– ужин, потом отбой.
– Хотя бы ребята из музвзвода не разболтали,– следуя своим мыслям, продолжил я,– иначе затюкают. Ты тоже держи язык на привязи.
– Я буду молчать,– спокойно сказал Касимов.
Так прошло около месяца. На репетиции уже не вызывали, все подробности, известные моим товарищам, были многажды обговорены и обсосаны до приторности. Событие стало забываться. Я тоже постепенно успокаивался, образ Жужи размывался, выцветал, как выцветают от времени самые яркие картинки и вещи. И вдруг в одно из воскресений, на поле, где мы азартно играли взвод на взвод в гандбол, прибегает дневальный:
– Соколов, тебя вызывает дежурный по части.
С какой такой стати вызывать в воскресенье обычного ефрейтора в часть? Хорошего ничего не предвидится, значит, какая-нибудь пакость. Но и пакости вроде бы я никакой не натворил – в чем же дело?– с тревогой думал я по дороге.
Прибегаю в штаб. Дежурит майор Щербаков из первого батальона, мы с ним немного знакомы по комсомольской работе.
– Товарищ майор, ефрейтор Соколов по вашему приказанию прибыл.
Смотрю, Щербаков меня критически оглядывает.
–Почему сапоги не чищены, подворотничок несвежий, пилотку как носите?
– Товарищ майор, в гандбол…
Даю тебе двадцать минут привести себя в должный вид, умыться и тому подобное. Здесь к нему, понимаешь ли такая красавица пожаловала, а он … неряха … и когда они успевают … все как будто бы на замке … нет же…
– Разрешите идти, товарищ майор?
– Иди, и чтоб, как Ален Делон был через двадцать минут.
Несусь во весь опор к себе, моюсь, чищусь, подшиваюсь, подмышки одеколоном, зубы пастой – и опять в штаб.
– Совсем другое дело,– говорит майор после тщательного осмотра.– На КПП тебя ожидают. Отпускаю под свою ответственность. Смотри, не подведи меня, Любоваться не более часа. Никуда не отлучаться – там есть комната, побеседуете, прохвост ты эдакий,– Щербаков говорит с неожиданной для него ожесточенностью.