В бодром расположении духа проснулся и следователь Петр Васильевич Сидоренков. Он свесил ноги на прикроватный коврик, с удовольствием потянулся, ощущая игру молодых, нерастраченных сил. Ему было уже под сорок, но выглядел он куда моложе. С кухни уже аппетитно тянуло его любимой яичницей с беконом, и надо было поторопиться, чтобы съесть ее свежей– с пылу и жару.
Петр Васильевич быстро сделал несколько легких упражнений, зашел в ванную, побрился, принял освежающий душ, и сильный, бодрый, молодой, сел за стол, поздоровавшись с женой. После яичницы Лена подала ему чашку горячего молока с жирной пенкой, которую Сидоренков тоже очень любил. Но на этот раз пенка показалась Петру Васильевичу тонкой и не очень жирной, о чем он и сказал жене.
–Три дня уже нет почему-то молочницы, у которой я обычно покупаю,– оправдывалась жена,– пришлось взять у незнакомой.
–Разводит, небось, стерва,– брюзжал муж.– Ты ей намекни, с кем имеет дело. Я хоть и занятой человек, но могу быстро ей повысить жирность.
Лена как–то странно глянула на него, но промолчала. В последнее время они все меньше понимали друг друга, исчезла свобода, задушевность в их отношениях. Муж все чаще приходил поздно, недовольный, нервный, мог вспыхнуть по любому поводу. Лена понимала, что у мужа ответственная работа, но понимать– еще не значит принимать. Она заметила, что у Петра появилось некоторое «головокружение от успехов», как писал товарищ Сталин, правда, по совсем другому поводу.
–Ты сегодня придешь вовремя?– спросила Лена, тоже садясь к столу.
–Думаю, да,– как можно мягче ответил Петр Васильевич, заметив легкое недовольство жены. Ссориться в такое чудесное утро никак не входило в его планы.– Устал я, как раб на галерах. Буду проситься в отпуск. Специально попросил одно легкое дело. Закончу– и..,– Сидоренков сделал ленинский жест рукой, указывая единственно верный путь, которым должны идти товарищи.– Можем, кстати, вместе поехать.
–Нетушки,– решительно возразила Лена. –Недоставало мне за тобой ухаживать еще и в отпуске. Поеду с детьми к бабушке.
–Ну как знаешь,– спокойно согласился Сидоренков, вставая из–за стола.– Сделай на вечер вареничков, а?
Лена молча кивнула головой.
Одевшись в свой обычный штатский френч, который стал его одеждой на все случаи жизни, Петр Васильевич вышел на улицу. Ожидание замечательного утра его не обмануло. Дышалось легко и свободно. Везде хозяйственно сновали воробьи, чирикая между собой на вечные темы; ласточки то стремительно пикировали вниз, то с такой же быстротой стремились к небу, наполняя воздух движением. Тенькали беззаботно синицы. Как лакированная, блестела молодая листва деревьев, зеленели лужайки с желтыми глазами одуванчиков то там, то сям. Воздух почти не осязался– отчетливо просматривались самые далекие перспективы, слышался любой шорох, звонко отдавался малейший звук, доносились далекие людские голоса, гудки машин, звонки трамваев. Хотелось жить и действовать, как все в природе.