– Сейчас-то вроде бы уж можно было уняться? Ситуация ведь не та, что прежде.
– Все наоборот, мой мальчик. Оппортунисты, которые вступили в Фалангу из трусости или желания загладить былую вину, а также гражданские гвардейцы нашего дорогого Керальта расстреливают без устали… Идет какое-то дьявольское состязание – кто перебьет больше народу. Сейчас в ходу словечко «чистка». А родственникам казненных запрещают носить по ним траур. Чтоб не так бросалось в глаза.
Одна из чаек, круживших на бухтой, пролетела совсем близко, едва не задев их, и адмирал проводил ее взглядом.
– Мир полнится яростью этих идиотов, – мрачно прибавил он. – У нас в Испании идет генеральная репетиция… Вернее, пролог к новым кровопролитиям, и они уже близко.
Фалько смотрел на чаек с отвращением. Он не любил этих птиц с тех пор, как однажды, когда плыл в Нью-Йорк на «Беренгарии», у него на глазах чайка ударом клюва едва не оторвала кисть поваренку, чистившему на палубе рыбу. Слишком алчны они, на мой вкус, подумал он. Слишком похожи на людей.
– Вы, кажется, сказали, что в Париже меня ждет двойная работа.
– Не кажется. Сказал.
– И какова же будет вторая часть? Впрочем, я хорошо знаю и вас, и чего от вас ждать, а потому спрошу иначе: в чем будет заключаться менее симпатичная сторона этого дела?
– Это ты у нас симпатичный. И этим пользуешься, поскольку не только симпатичный, но и бессовестный.
– Итак, я весь внимание.
– Расскажу вечером, когда поужинаю. – С этими словами адмирал вытащил из жилетного кармана часы. – Точнее, тебе расскажут.
– И где же?
– В Морском клубе, – и адмирал показал зонтиком в конец бульвара, откуда они пришли. – Наверху, в салоне для привилегированных членов. Ровно в одиннадцать.
Остановившись, он снова взглянул на часы. Глаз стеклянный и глаз живой смотрели со злой насмешкой. Потом слегка похлопал зонтиком по руке Фалько.
– Вот что я тебе скажу… Будь осторожен с барменом из «Марии-Кристины».
– Это рыжий такой, что ли?
– Он самый.
– Это Блас, он вполне сносно смешивает хупа-хупа. Чего я должен опасаться?
Здоровый глаз недобро сощурился:
– Он полицейский осведомитель и уже донес, что ты не встал, когда по радио выступал каудильо. Все встали, а ты остался сидеть. И такое было несколько раз.
– У каждого бармена должна быть хорошая память.
– Этот, судя по всему, не жалуется. Сегодня утром мне доложили о его информации.