Соколов развернул перископ назад. Экипаж Шевырева чинил гусеницу, пригибаясь при близких разрывах. Башня неподвижного танка поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Орудие стреляло, и подбитая «тридцатьчетверка» покачивалась от каждого выстрела. В таких условиях заменить поврежденный трак было сложно, тем более натянуть гусеницу на катки, но иного выхода не было. Танк должен вести бой, должен стрелять, иначе его самого расстреляют как в тире.
Танк сержанта Началова то двигался вперед, то пятился назад, прикрывая корпусом товарищей. Дважды на глазах Соколова в него попадали снаряды, но танк продолжал сражаться. Отходящие к лесу немцы поняли, что русских мало, и снова стали выдвигаться вперед. Два немецких танка были сразу же подбиты, это охладило пыл остальных.
– Семен, еще вперед! – Логунов заорал так, что сумел перекричать рев двигателя. – По вертикали не хватает, ствол не подниму!
И тут в борт ударило с такой силой, что заряжающий Коля Бочкин отлетел на казенник пушки. Лейтенант машинально зажмурился, но запаха гари не было, не произошло и вспышки. Не кумулятивный – просто болванка, которая под острым углом не пробила броню. И двигатель работает.
Бабенко за рычагами что-то кричал, «тридцатьчетверка» продолжала ползти вверх. Наконец, Логунов отпрянул от прицела и нажал на педаль спуска. Выстрел! Соколов развернул перископ и только теперь почувствовал, что гимнастерка у него под комбинезоном мокрая, хоть выжимай.
Немецкий танк горел. Бабенко все-таки сумел провести «семерку» до нужной точки. Туда, откуда можно было стрелять в тонкую бортовую броню немецкого «Т-IV». И Логунов вогнал туда болванку с расстояния в пятьсот метров. Скорее всего, снаряд прошел навылет, вынося куски двигателя и брони.
Появились еще две «тридцатьчетверки». Всего две, но они могли двигаться, они поворачивали башни и стреляли куда-то выше, в сторону леса.
Дорого обошелся тот бой в дыму, когда Задорожный выскочил прямо на немцев и завязал дуэль на коротких дистанциях. Били друг друга прямо в упор. Побеждал тот, кто успевал выстрелить первым, кто успевал повернуть башню, навести орудие. И капитан Балакирев сгорел.
Открылся люк крайнего танка, оттуда показалась голова лейтенанта Задорожного. Он снял шлемофон и помахал Соколову. «Кажется, все», – подумал Алексей, видя, как пехотинцы спешат по склону к двум немецким танкистам, с готовностью поднявшим руки.