И всё же кровотечение было довольно обильным. Скрипя зубами, Диего сбросил камзол, осторожно стянул рубаху, располосовал ее повдоль и, как смог, перевязал рану. На лице запеклась кровь вперемежку с глиной; в усах земля и в волосах тоже; драный бархатный камзол был в дырах, а лосины изгрызла каменная крошка.
«…Впору на бал в королевский дворец!» – костеря в хвост и в гриву судьбу, он стал карабкаться обратно наверх.
За всё это время Мигель так и не подал голоса. Де Уэльва чертыхнулся.
Взобравшись наконец на уступ, он увидел, что площадка пуста. На ней одиноко валялся его французский оленебой, а рядом, вверх дном, простреленный медный котелок. Разодранный пулей металл разверзся на обеих стенках колючими цветками. Дон оттолкнул бесполезную посудину. Путешествие для нее, как, похоже, и для Мигеля, кончилось весьма надолго. Бог знает, возможно и навсегда…
– Мигель! Ты жив?.. – никто не ответил.
– Мигель! – «Что за дьявольщина? Может, парень тоже сорвался?» – у Диего отхлынула кровь от лица. Тут за волной мха послышался шорох, и над губчатой зеленью показалось дрожащее от напряжения лицо юноши. Оно было землистого, трупного цвета, с глубоко запавшими полузакрытыми глазами.
– Уходите, дон… – кровь толчками пошла из его рта.—Мне уже не помочь… спасибо за всё… я любил вас… —подбородок сильнее окрасился алым.– Так и не вышло из меня… настоящего… солдата.
Глаза раненого закатились и стали видны белки, разбавленные розовой сетью полопавшихся сосудов.
– Мигель! – майор бросился к нему.– Мигель… как же так… мальчик мой! – Диего, склонившись над слугой, не скрывал слез. Из груди офицера вырывались сдавленные рыдания.– Потерпи, потерпи!.. Жить – это большее испытание, чем умереть. Ты еще наденешь уланский мундир моего полка, клянусь небом, это так.– Руки его умело делали перевязку. Пальцы скользили по загустевшей жиже.
Рана была – хуже нет – сквозная, в живот, под углом в сорок пять градусов. Толстый моток реаты, который Мигель прижимал к животу, разбух от крови и напоминал бесформенный шматок клюквенного желе.
Дон рычал от бешенства: не было теплой воды, бинтов, спирта, не было ни черта, чтобы хоть как-то облегчить страдания друга.
Сознание покинуло Мигеля, прежде чем майору удалось на реате, пропущенной под мышками раненого, спустить его вниз. Слава Всевышнему, что хватило длины веревки. Спустя час юноша лежал на мху у обочины тропы и рана была перевязана опытной рукой дона.