– Дитя, ты в порядке? – руки Игнасио прикрывали непристойную наготу.
От внимательного вопроса она лишь сильнее разрыдалась. Ощутив покровительство и защиту, Сабрина более уже не в силах была сдерживать чувства. Брови и нос заалели ярче, глаза закрылись, и сквозь слипшиеся, мокрые ресницы хлынули слезы.
– Воды! – повелел падре, но в это мгновение яростный крик за спиной заставил всех повернуться.
В тридцати футах от них, задрав в небо каблуки сапог из кожи ящерицы, корчился волонтер дель Оро. Его рука, сжимавшая саблю, была зажата в железных тисках капитанской краги.
– Помнишь, я говорил тебе: «Берегись, приятель, я доберусь до тебя!» Вот так и вышло.– Луис улыбался.
Сыч раззявил испуганно рот, показав искрошенные пеньки зубов.
– Улыбка в тридцать два зуба – хорошее настроение, «маэстро де кампо», не так ли? О, да что с тобой случилось, похоже, ты целовался с кобылой, а?
Сабля выпала из руки метиса, он подвывал от боли —пальцы Луиса едва не сломали кость.
– Уж больно ты лихо скачешь, Сыч. Смотри… как бы не сломать шею.
– Простите, дон,– Рамон преданно заглядывал в глаза капитану.
– Ай, дель Оро… ты прост, как мычание,– сын губернатора покачал головой,– в который раз я слышу эти слова… Ужели проповеди падре Игнасио не научили тебя ничему?.. А ведь я предупреждал тебя, красная обезьяна, падре – кремень… с ним шутки плохи…
– Хозяин, я не подумал… я…
– Радуйся, что у тебя тело как у быка. Головой ты себя явно не прокормил бы. Ладно… – капитан бросил пистолет в кобуру.– Ты и на этот раз выжал из меня жалость. Живи. И выжги себе на лбу: шучу здесь только я! А теперь сделай так, Сыч, чтоб тобой не воняло.
Проводив взглядом незадачливого волонтера, капитан де Аргуэлло развернулся на каблуках и медленным шагом направился к настоятелю, окруженному смирными овцами своей паствы. При каждом шаге облачко белой пыли окутывало носки его черных ботфорт, золоченые шпоры царапали землю, оставляя причудливый след.
– Добрый день, падре, я, кажется, немного запоздал,– он приветливо кивнул священнику, провожая глазами уводимую родственниками девушку.
– Это уж точно, Луис, так же, как и то, что ты запоздал поздороваться со старшим. А ведь я вас еще на коленях держал всех троих: тебя, Кончиту, Сальвареса… Вы были совсем детьми.
Эти слова в устах доминиканца прозвучали столь горько, что капитан поморщился и с досадой ударил висевшей на запястье плеткой по голенищу сапога.