– Терези! – резкость и напряжение голоса оборвали воспоминания и напугали.
Она забыла про котел с кипящей канжикой2 и испуганно уставилась на отца. Муньос с вытаращенными глазами бежал через поляну; толстые пальцы до снега под ногтями сжимали ружье.
– Ты, ты… слышала? – прохрипел он, кивнув в сторону леса, где бежала дорога к ущелью. Она попыталась сказать «нет», но язык отказывался повиноваться.
– Это был ЕГО голос… Да сжалится над нами небо! —Антонио трижды перекрестился. Кровь бунтующе стучала в его висках, призывая к действию. От услышанного у Терезы всё опустилось внутри,– пережитый кошмар в ночной степи мгновенно расправил перепончатые крылья и взмыл пред очами…
Так они простояли минуту-другую в молчании, глядя друг другу в глаза, когда Терезе почудился странный свист, возможно, объяснимый трением струй воздуха о ветви и листья… В этом шуме она услыхала уже знакомые ей голоса преисподней. Теряя рассудок, она посмотрела на отца:
– Шббаш близок.
Старик молчал, шныряя глазами по сторонам, часто облизывая губы. Носок его разбитого башмака нервно подпинывал обгоревшие головешки в захиревший костер.
– Я… я… боюсь, па,– прошептала она. Плечи ее мелко трусило, глаза стали похожи на сине-черные провалы.
И тут они узрели что-то стремительно приближающееся к ним. От ужаса перед встречей с неведомым появилось желание уцепиться ногтями за корни дерев и зажмурить глаза. В последний момент они ухнулись наземь, а через миг оба оглохли и не слышали даже собственных криков.
Рот и глаза Терезы были забиты пылью, липкие от пота пальцы еще скребли землю, когда наступило затишье.
Муньос болезненно охнул; бросился к дочери, обнял ее, утопив в своей жаркой плоти.
– Надо бежать, бежать! – затараторил он в ухо Терезы, но звон в ушах мешал слушать.– Всё к черту! Вот ОНО, настало! Старый козел, допрыгался! – в голосе его слышались одни дрожащие ноты.
Он вдруг так крепко схватил ее за руку, рванул с земли и потащил к империалу, что она взвизгнула от боли; пальцы папаши чуть не сломали ей кость.
Ноги путались в травах, бешено барабанили сердца, глаза лихорадочно метались из стороны в сторону, колючие вьюны драли шипами одежду, пока они напролом бежали к укрытому в чаще экипажу.
А воздух всё плотнее набухал чем-то непостижимым, сильным и диким.
Испуганно всхрапели лошади, забрыкались, Муньос сорвал на них страх и отчаяние.