– Выходит, за пациентов платят их родные? – удивленно переспросила Кэтрин.
– О да, это ведь весьма привилегированный сумасшедший дом, как изволите видеть… Вы, кажется, не назвали свое имя? Иначе пациентам пришлось бы отправиться в благотворительные учреждения. Большинство состоятельных людей не хотело бы такого для своих родных, даже если они сошли с ума.
– Да, понимаю. Меня зовут Кэтрин Крэшоу, ваша ми… Лавиния.
Флоренс положила руку на горло и мимикой дала понять, что сожалеет о своей неспособности принять участие в разговоре. С виду она была милой девушкой, хотя про себя Кэтрин подумала – может, она тоже кого-нибудь убила?
Мэри: – Истерический мутизм – чаще всего следствие травмы, например, насилия того или иного рода. Я узнала об этом в Вене, когда мы обсуждали симптомы душевных болезней, перед тем как Диана…
Кэтрин: – Не забегай вперед, пожалуйста, ладно? Не стоит портить читателям удовольствие. Еще успеешь порассуждать о симптомах душевных болезней, когда я доберусь до Вены. То есть когда ты доберешься до Вены – по сюжету книги.
Мэри: – Ну, как бы то ни было, я сомневаюсь, что Флоренс кого-то убила. Гораздо вероятнее, что это с ней кто-то сделал что-то… очень нехорошее.
– А вы, случайно, не родственница девонширским Крэшоу? – спросила леди Холлингстон.
Кэтрин думала о том, как же эта леди Холлингстон убила своего мужа. На вид она казалась хрупкой, как фарфоровая куколка.
– Да, полагаю, родственница… дальняя… Знаете, мне, кажется, вот-вот станет дурно.
– Это все из-за жары. Вам бы лучше всего пойти и попросить стакан воды с ломтиком лимона. Они тут весьма любезны, пока мы не нарушаем правила. Только не забудьте сказать, чтобы положили лимон. Лимон – это очень важно.
Леди Холлингстон погладила ее по плечу.
Флоренс кивнула. Как мило, что они так беспокоятся за нее! К тому же это был подходящий предлог для того, чтобы уйти в дом. Кэтрин снова сделала реверанс и двинулась к лечебнице, лавируя среди прогуливающихся пациенток и гадая про себя, чем же так важен лимон. Пациентки по большей части кивали ей, за исключением одной молодой женщины: та теребила собственные волосы и что-то бормотала сама с собой.
У главных дверей, которые были открыты – должно быть, из-за непривычной жары, – один из санитаров, тот, что не курил, спросил: