Глядя на ее уставшее лицо, заведующий поинтересовался:
– Как там дома? Все в порядке?
Маша добродушно отмахнулась:
– Да. Нормально. А что нам? Дети выросли, разъехались. Мы теперь вдвоем вечера коротаем… Скучно.
Медсестра прошла по кабинету, положила принесенные бумаги на стол и, кивнув, вышла. Но не успел заведующий взять в руки первый документ из лежащей рядом стопки, как зазвонил телефон. Досадливо поморщившись Сергей Леонидович взглянул на светящийся экран.
Но как только он понял, кто звонит, тут же поспешно ответил, чувствуя, как в груди заплескалась тихая радость:
– Да, милая?
В трубке зазвенел веселый девичий голос:
– Папуль, привет!
Мужчина засиял:
– Доброе утро! Ну, что? Ты уже на ногах?
Слушая щебетанье дочери, заведующий светился счастьем. Дочь свою он обожал. Он любил ее так сильно, что мог часами говорить с ней, поощрял любые желания, с удовольствием делал ей подарки, покупая и безделушки, и драгоценности с одинаковой щедростью. Анна отвечала отцу тем же: не скрывала от него свои проблемы, делилась девичьими радостями и бедами, советовалась, жаловалась и обязательно прислушивалась. Отношения дочери и отца складывались наполненные большой любовью и уважением и вызывали у окружающих и зависть, и изумление.
Сегодня Сергей Леонидович, к своему огорчению, говорить долго не мог:
– Анечка, я должен работать.
Прости, доченька, очень много дел.
Дочь сразу же поняла:
– Ой, а я болтаю и болтаю. Ну, все, все. Иди, спасай своих новорожденных. Целую.
Отец довольно улыбнулся, согласно кивнул и вдруг спохватился:
– Ой, подожди, милая…. А ты зачем звонила-то? Что хотела? Анна поспешно затараторила:
– Я хотела тебе рассказать о практике… Но это долгий разговор, потом дома поболтаем. Все, папуль! Работай. Не хочу тебя отвлекать.
– Ну, ладно, ладно… Пока, дорогая, надо, и правда, делами заниматься. Сама понимаешь, женщины в роддоме не могут ждать… Маме привет.
Нажав кнопку отбоя, Сергей Леонидович задумался.
Отчего-то вспомнился тот далекий день, когда появилась на свет его любимица. Окунувшись проворной памятью в давний холодный и неприветливый зимний вечер, отец лишь только пожал плечами:
– И как я мог без нее жить раньше?
Ему и впрямь теперь не верилось, что когда-то его Анечки не было на свете. И он спокойно жил без нее, без ее ослепительной улыбки, без ее озорства, без блеска умных лукавых глаз.