Когда умирают великие люди
Медведь, живущий в дупле, просыпается раньше всех.
Позёвывает, переодевается в утренний мех,
Кричит «Привет!» зяблику и пустельге
И шлёт смайлик-солнышко Бабе Яге.
Потом вылезает и принимается за цигун,
Чтоб за спиной не шептались: Какой неуклюжий шатун!..
«Да, шатун! – ворчит косолапый, – А куда деваться?
Всё она – будь неладна! – реинкарнация…
А когда-то был Чингис-ханом… кажется… или…
Александром… ну этим… как его там?..
Ныне ж иногда ловишь краба по пояс в иле,
А рядом – гиппопотам…»
Тут надо сказать, бегемот и сам иной раз, забываясь, поправляет корону.
Сказывает, был прежде (не врёт ли?) Цезарем и Наполеоном.
Даже малина, что растёт на отшибе, шелестит, что она – Суламифь.
Но медведь с бегемотом не верят, полагают, что это миф.
По вечерам на отмели они пьют файф-о-клоковый сок.
«Скоро, – бурчит медведь, – ты готов?.. новый кванто-бросок».
Гиппопо, улыбаясь, кивает. Льдинка солнца тает на океанском блюде,
Тени вокруг застыли…
И никто ни о чём не жалеет. Все знают: Когда умирают великие люди,
Перестают умирать простые.
Когда она села в поезд,
Её встретил проводник по имени Завтра.
Рельсы шли до весны – на Серебряный полюс,
Она везла обед космонавту.
А тот всегда говорил: Благоразумие – путь в никуда.
Она в ответ улыбалась и пекла солнце из его льда.
Когда поезд добрался до Серединных гор,
Проводник молвил: Придётся рубить тоннель.
Как бы не был наш поезд скор,
Но и он может сесть на мель.
Они вышли вдвоём, а машинист бросил все якоря,
И постарался уснуть.
Поскольку, как из капель – моря,
Так из покоя – путь.
Полюс встретил их зеркалами, что спят не закрывая глаз.
Космонавт выронил звёзды, улыбка присела на его уста.
Если б умел, он, верно, пустился в пляс,
А так он просто упал ей под ноги осенней тенью листа.
Встав на колени рядом, она плакала на языке богов.
И космонавт понял, что всю тысячу ри он прошёл ради этих её шагов.