Котенок тихонько мяукнул, он хотел продолжать игру, и Маша не стала ему мешать. Зато вечером, когда Маша засыпала, котенок пришел и улегся рядом с ней на подушку. Маша вспомнила, как пнула его ногой, и ей стало стыдно, она аккуратно укрыла его кончиком одеяла, и котенок мягко замурлыкал. И рядом с ним, маленьким, но таким доверчивым, ей вдруг стало спокойно и хорошо. «Надо же, ты такой маленький, а сколько в тебе тепла и доброты» – подумала Маша и сладко заснула.
Жила-была девочка Маша. И очень ей нравилось плакать, ныть и кукситься. Ей казалось, что стоит ей начать плакать и ныть, всем окружающим становится так плохо, а саму Машу так жалко, что люди вокруг тут же должны сделать все, что она ни попросит, только бы она плакать и кричать перестала. И так она часто плакала, что слезы у нее в глазках даже заканчивались и течь не хотели.
Так часто бывает, подойдет Маша к маме и заноет «Мама, я конфету хочу», старается из всех сил, делает вид, что плачет, а слезы и течь не собираются.
– У нас обед скоро, – отвечает мама, – сначала суп и котлетку, и сразу потом конфету.
– А я сначала конфету хочу, – изображает плач Маша, – но мама не хочет ее слушать. «Наверное, без слез мама не верит,» – думает Маша и идет в ванную брызгать себе на лицо водой, как будто мокрое оно от слез стало. Но и это не помогает, не дает мама Маше конфет, говорит, что они аппетит перебивают. Приходится есть суп и котлету.
И вот вернулась Маша в ванную к зеркалу, смотрит на свое отражение и спрашивает у себя самой:
– Как бы мне научиться плакать по-настоящему, чтобы слезы как два ручья текли, чтобы все меня жалели и делали все, как я хочу?
И тут отражение ей ответило:
– Могу я тебе помочь Маша, подарю я тебе очки болотной печали. Ведь у нас в зазеркалье все зеркальные и стеклянные предметы волшебные, так что и эти очки не простые, носи их, не снимая, и слезы из глаз будут готовы ручьем литься в любую минуту.
И с этими словами отражение протянуло Маше очки с грязно-зелеными стеклышками. Надела Маша очки и вышла к маме. И все вокруг ей кажется знакомым, но каким-то не таким, унылым, тоскливым, как болотная тина. Даже желтые солнечные цветы на обоях стали какими-то серыми и грустными. Даже конфета, которая всегда была ярко-оранжевой, тоже стала тусклой и грязно-серой. И в рот такую класть не хочется.