Кресло Раффлса откатилось назад к библиотеке, когда он вскочил вдруг с внезапным приливом энергии, глаза его сверкали настоящим негодованием.
– Нет, я не могу этому поверить, – с силой произнес и я, – я не могу поздравить тебя с таким жалким началом.
– Ну так, стало быть, ты совсем глуп…
И вдруг он остановился, пристально поглядел на меня и стоял так мгновение, улыбаясь помимо собственной воли.
– Или, верней, ты искуснее, чем я думал, Банни. Клянусь, это было ловко подстроено, и, мне кажется, я попался, как нельзя лучше! Твоя взяла, как говорится. Но, в сущности, я и сам вспоминал об этом происшествии, суматоха прошедшей ночи напомнила мне о нем до некоторой степени. Итак, я расскажу тебе, в чем было дело. Теперь наступил подходящий момент, и я воспользуюсь им, нарушу единственное хорошее правило моей жизни… Только надо еще немного выпить.
Виски забулькало, сифон зашипел, лед глухо бухнулся в стакан, и вот, сидя в своей пижаме, с неизменной сигаретой в зубах, Раффлс рассказал мне историю, которую я уже не чаял услышать. Окна были растворены настежь, сперва в них врывались всевозможные уличные звуки со стороны Пикадилли, но еще задолго до окончания его истории последние колеса продребезжали, последнего горлодера утихомирили, и лишь мы одни нарушали безмолвие летней ночи.
– Нет, брат, в самом деле, у тебя еще все идет гладко, ты довольствуешься лишь подачками на чаек, так сказать, а мои первые шаги были куда замысловатее: я сразу очутился в преисподней и, право, с удовольствием отклонил бы от себя это приглашение. Однажды мы направились в Мельбурн-Кёп на скачки. Я наметил известного фаворита, который оказался как раз не в фаворе, и это не единственный способ облапошить дурака в Мельбурне. Я не был таким старым невозмутимым актером, как теперь, Банни, мое раздумье над финансовыми проблемами было в то же время и моей проблемой, но другие не знали, до какой степени мне приходилось плохо, и я поклялся, что они и не узнают. Я позондировал местных ростовщиков-жидов, но они не ловились на удочку. Тогда мне взбрела в голову мысль о некоем мифологическом родственнике, троюродном брате отца, о котором никто ничего и не знал, кроме того, что он жил в одной из английских колоний. Если он богат, то превосходно: я стану его обрабатывать, если же нет, то не стоит тревожиться. Я попробовал навести справки, и счастье мне улыбнулось, то есть я думал, что улыбнулось в тот самый момент, как мне оставалось уже немного дней жизни в Австралии. Я порезал себе руку как раз перед большим рождественским крикетным состязанием и не в состоянии был бы подать шар, если бы даже он прямо летел на меня.