– Да, о, царица небес. И я уже боюсь, что я тебя потеряю. Я это чувствую впервые. Но ответь мне еще на один вопрос, – продолжал я свое все тем же немым методом, заставляя свой ум трудиться, – откуда твое тепло?
– Оно с небес, – мягко сказала она и провела вновь пальцами по моим губам.
– О, Боги, я могу говорить, – сказал я и даже услышал свой голос, который прогремел, как гром среди тихого дня.
– Тише, успокойся, – сказала Нефертити, – не говори так громко. Можно испугать тех, кто там остался за стеною, – она указала рукой куда-то вглубь темных коридоров.
– И ты завтра вновь повстречаешь кого-то другого и будешь отдавать ему свое тепло? – с некоторой ревностью и жаждой одинокой принадлежности спросил я.
– Да, – мягко улыбнулась царица, – это мой долг отдавать свое тепло.
– Но, если ты всем его будешь отдавать, то с чем останешься сама?
– С ним же. Оно неисчерпаемо. Я беру его отовсюду, – ответила мне фея любви и обвела рукой ложе.
– Что? Только здесь и только отсюда?
– Нет, – покачала она головой, – я беру его отовсюду.
– Со всей земли?
– Да, почти так. Но, давай, все же приступим к самой любви, ведь время уходит и дальше наступит ночь. А ночь – это холод. И тепла в ней мало.
– Да, – согласился я, и вмиг какой-то огненный поцелуй обжег мои губы, а сам я на время забыл вообще, что существую…
– Это было прекрасно, – сквозь губы проговорил я, лишь только очнувшись от той самой большой любви.
– Не прерывайся, – мягко сказала она, и вновь мы слились в едином порыве, словно навеки.
– Да, – только и успел сказать я пред тем, как мы снова погрузились в какой-то сладкий сон.
Я сказал сон?
Но, это не так. Это была явь и кому, как не мне, понимать это более.
Мне – прошедшему сколько пути, мне – прождавшему сколько времени, мне – одичавшему и обезумевшему от желания постичь то, чего я толком не знаю.
Да. Это творила явь, и яркие краски играли надо мною и менялись так часто, что казалось, я сам превращусь скоро в них и растворюсь в небесах. Лишь на миг Нефертити оторвала себя, и я вновь очутился на Земле.
Но, дальше снова продолжил полет, увлекаясь все тем же и предаваясь чудесам самой божественной, что ни на есть, любви.
И так длилось долго. И еще, и еще я улетал куда-то далеко за пределы самой Земли и носился там в дивном саду цветущих радуг и умоляющих сладостей плодов, словно просящих – сорви меня и наслади моей мякотью свою огненную плоть или возымей меня, и ты узнаешь весь вкус от самого начала и до конца.