– Послушай, – отвечала она, – я сама знала пятерых детей, не меньше, которые просто исчезли с лица земли, и с тех пор никто их не видел. Их забрали ведьмы.
– А я все равно думаю, что ты просто нарочно хочешь меня напугать, – не сдавался я.
– Я стараюсь добиться того, чтобы тебя не постигла та же судьба, – сказала она. – Я тебя люблю и хочу, чтобы ты оставался со мной.
– Ну тогда расскажи мне про детей, которые исчезли с лица земли, – попросил я.
Моя бабушка, единственная из всех бабушек, какие мне только встречались, курила сигары. Вот и сейчас она закурила большую черную сигару с запахом жженой резины.
– Первой из всех известных мне исчезнувших пятерых детей, – начала бабушка, – была девочка по имени Рангильда Хансен. Было ей в то время лет восемь, и она играла во дворе с младшей сестренкой. Мать пекла хлеб на кухне и вышла дохнуть свежего воздуха.
– А где Рангильда? – спрашивает.
– А она с высокой тетей ушла, – отвечает сестренка.
– Какая еще тетя? – удивилась мать.
– Высокая тетя в белых перчатках, – говорит сестренка. – Взяла Рангильду за руку и увела.
– И с тех пор никто никогда, – заключила бабушка, – не видел Рангильду.
– И ее не искали? – удивился я.
– Да что ты! Еще как искали, все вокруг обшарили, где только ни рыскали. Весь город всполошился, искали-искали, но так и не нашли.
– А с четырьмя другими детьми что случилось? – спросил я.
– Они все исчезли так же, как и Рангильда.
– Но как, бабуся? Как они исчезли?
– Во всех остальных случаях перед тем, как такому произойти, поблизости видели незнакомую даму.
– Но как, как они исчезли? – повторил я.
– Второй случай особенно удивительный, – начала бабушка. – Жила тут одна семья, по фамилии Христиансен. Жили они в Хольменколлене, и в гостиной у них висела старинная картина маслом, которой они очень гордились. На картине были изображены утки во дворе фермы. Никаких людей, только утки, поросший травою двор и в глубине – домик. Большая такая картина и очень красивая.
И вот однажды дочь их Сольвейг приходит домой из школы и яблоко грызет. Говорит: добрая тетя угостила на улице. А наутро Сольвейг не оказалось в постели. Родители все обыскали, но дочь не нашли. А потом вдруг отец как закричит: «Да вот же она! Наша Сольвейг уток кормит!» А сам тычет пальцем в картину. И там действительно – Сольвейг. Стоит во дворе и бросает уткам хлеб из корзинки. Отец кидается к картине, трогает дочку рукой. Да что толку? Она стала частью картины, просто написанной маслом фигурой.