Нападавших (или атакующих?) - с
первыми же выстрелами заученные некогда строки Устава напрочь
вылетели из головы, - оказалось трое, двое с винтовками и один с
пистолетом и в фуражке, видно, офицер. И отчего-то именно этот
последний, державшийся чуть позади, показался Сергею наиболее
опасным. Высунув между колесами ствол «Калаша», Маклаков поудобнее
перехватил пластиковое цевье и выцелил бегущего. О том, что сейчас
он во второй раз в жизни выстрелит в живого человека, он
сейчас уже не думал; равно, как не думал и о том, что вообще
происходит. Прав был ротный – чем хорош Устав, так это тем, что
позволяет не думать тогда, когда надо действовать. На них напали, и
они обязаны оказать противнику огневое сопротивление. Всё. С этой
мыслью старшина выбрал слабину и потянул спуск.
Автомат привычно толкнулся в плечо, и
бегущего отбросило назад. Не отпуская спускового крючка –
подсознательно он помнил, что так стрелять нельзя, что это
неправильно, что сбивает прицел, перегревает и изнашивает ствол и
нерационально расходует боеприпасы, но палец будто бы вдруг
окостенел, - он повел стволом из стороны в сторону, пересекая
свинцовой строчкой еще две жизни. Грохот выстрелов привычно
оглушил, и где-то глубоко мелькнула шальная мысль, что все это
происходит не с ним. Да-да, точно, конечно же, не с ним! А если
даже и с ним, то на самом деле он сейчас лежит на
стрельбище, на расстеленном брезенте, а позади стоит с планшетом
принимающий стрельбы офицер. И впереди вовсе не люди из плоти и
крови, а покрытые пробоинами бездушные фанерные мишени, безропотно
падающие под ударами его пуль…
В этот момент боек щелкнул вхолостую.
«Семьдесят четвертый» израсходовал первый из выданных Крамарчуком –
а кто это, кстати; кто-то из прошлой, уже такой далекой и
нереальной жизни, да? - магазинов. Старшина автоматически отстегнул
опустевший рожок, отбросил в сторону, нащупал на боку подсумок и
перезарядил оружие, вскользь припомнив, что третий магазин он отдал
Родионову. За спиной грохотнула очередь Витькиного автомата,
грохотнула – и осеклась, завершившись коротким стоном, шорохом
падающего тела и каким-то непонятным бульканьем.
Перевернувшись на бок, Маклаков
обернулся. Земляк лежал на земле, обеими руками зажимая
простреленную шею, алая пузырящаяся кровь выплескивалась сильными
толчками между его пальцев. Согнутые в коленях ноги яростно скребли
каблуками берцев по траве, но с каждой секундой все слабее и
слабее. Серега не был особо искушен в военно-полевой медицине, но
отчего-то сразу понял, что тот уже не жилец – пуля, видимо, пробила
не только горло, но и сонную артерию.