Через час прискакала Светка и сообщила, что победителями упомянутого тендера стали армяне, прислав представителя немедленно и именно так, как того требует древний восточный ритуал вхождения к большому человеку – будучи отягощенными дорогими дарами и уверениями в наивысшем почтении и т.д. Принял представителя лично товарищ полковник, сделав это, правда, не у себя в кабинете, но прямо в отделе аренды, а потом скрылся в неизвестном направлении.
– Для тендера чересчур быстро, – хмуро высказалась Мила, на что Светка заметила:
– Да армяне давно суетились. Наверняка с их подачи он все это и продвигает.
– Мелковато для зама. И вообще. Что-то тут не все так просто, – тихо выговорила Мила и добавила еще тише: – Полуфабрикат олигарха…
Светка, стоя у стола Милы, наклонилась к ней ближе и прошептала, округлив для убедительности глаза:
– Слушай, Люд, ты-то чего напрягаешься? Что тебе, в конце концов, эти две липы? Свет клином на них сошелся? Разругаешься с ним вдрызг, а ему, судя по всему, быть генеральным. А?
Мила заглянула во все еще круглые глаза Светки и ответила нормальным голосом, без всяких шептаний:
– Да достали эти торгаши. На женщин еще кивают, что себя, мол, продают, на шмотки-цацки-квартиры ведутся. А сами еще хуже делают. Родиной торгуют. Пидарасы…
После обеда Мила не спеша шла к себе в приемную, когда в коридоре заметила товарища полковника и Львовича. Они стояли у окна, из которого тоже были видны две липы, и Мила услышала, как зам убедительно вещал:
– …боюсь, придется частями, могут повалиться не туда. Далее корчуем пни и имеем целых сто квадратов, не отягощенных больше ничем. Далее снимаем вон те секции забора – двух будет вполне достаточно – и принимаем на баланс еще одну площадь аренды.
Мила шла по коридору к двери в приемную и с каждым шагом-словом закипала словно чайник. Понимала, что горячиться нельзя, но, почти пройдя мимо, ее ноги сами собой остановились и развернули ее к товарищу полковнику. Не извиняясь за вмешательство в разговор, она сказала так:
– Да как вам… – чуть не сорвавшись на личности, Мила в последний момент затормозила и выдала другое, но не менее прочувствованно: – Да вы не представляете, Всеволод Вячеславович, что тут поднимется, когда эти два несчастных дерева будут спилены.
Он стоял, полуобернувшись к ней, и смотрел равнодушно, будто директор школы на некстати встрявшего в серьезный разговор первоклашку, но молчал. Львович, пользуясь тем, что зам его видеть не мог, делал Миле страшные глаза, но все без толку – ее было не остановить.