***
Как дальше дежурил – не помнил. Ночь, кажется, выдалась спокойной, Олега отпоили чаем на станции, потом были какие-то вызовы, потом он приволокся домой через полгорода, стараясь избавиться от ржавого привкуса во рту, залез в душ, долго мылил лицо и промывал нос, решил пожрать – поставил сковородку на газ, присел отдохнуть, проснулся на кухонном диванчике. Сковородка воняла – перегрелась.
Олег встал, покачиваясь, выключил плиту. Добрел до спальни и провалился в темноту.
Что-то ему все-таки снилось, но он не мог уловить, что. Мельтешение цветных пятен, наполненное глубинным, неотразимым словами и понятиями, смыслом. Ощущение переполненности и разобщенности, изолированности.
Проснулся рывком – темнело. Форточка хлопала, начиналась буря. С балкона виден был грозовой фронт, изогнутый линзой, бурлящий белой пеной, наползающий на закат. Туча крышкой придавливала лучи, в асфальт закатывала небо. Низкая, плотная, непробиваемая. Ветер выключился. Туча надвигалась бесшумно, отсекая мир земной от высших сфер. В квартире за спиной Олега раздался выразительный плач. Там никого не было, но там голосил профессиональный плакальщик – будто не рыдания, а прощальная песня без слов. Волосы на всем теле встали дыбом. Олег вцепился в перила балкона.
Песню подхватил неподвижный воздух. Ей вторили деревья и трава. В тон журчала вода, падая с закрытой соседней девятиэтажкой плотины, гудели гранитные скалы по берегам реки, содрогались холмы, за гордом стонали, склоняясь в поклоне, леса, и птицы падали вертикально, замирая у самой земли, будто стремились разбиться. Олег слышал собачий вой, слышал вороний грай, но, кроме этого, была скорбь – единая и неделимая – невидимого плакальщика за спиной, несуществующих тварей, населявших, по мнению предков, навь.
Когда туча закрыла почти все небо, оставив лишь узкую, сочащуюся золотом, щель на западе, – обрушилась тишина. В ушах звенело, давило на виски, Олег не удержался – опустился на корточки, по-прежнему цепляясь за перила. «Возьми», – шепнуло асфальтовое небо. Возьми. Но что же именно я взял?! На скорчившегося человека рухнул ливень.
***
Семен принял коньяку на сон грядущий. Повезло жить одному, в чистоте и порядке, устанавливая режим дня: утром – зал, днем – работа, ночью – иногда тоже. Если нет – вечером можно в баню или почитать (он уважал исторические книги), раз в неделю – коньяк и на боковую. Иногда у Семена заводились девушки. Но расставаться со свободой он не спешил. И нарушал привычный порядок сам – по желанию, как сегодня. Из головы не шел сдохший, – туда ему дорога, – Жека Гашенный. Семен наведался в хату Гашенного после того, как труповозка забрала тело. Дом стоял в Цуглинном переулке, среди зажиточных особнячков, оттяпавших у Ботсада приличный кусок. Только вот Жека не организовал ни красной черепицы, ни кованой ограды, ни стеклопакетов: хатка его по пояс провалилась в землю, а крыша провисла хребтом старой собаки. Перед единственным уцелевшим, не забитым фанерой, окном, высилась гора бутылок.