– Нет у меня ничего, – пожаловалась Леся, – нет еды.
В кулаке она сжимала янтарные бусы.
Сверху упал окурок, рассыпался искрами под ногами.
– Леська, ты домой вообще идешь? Чего встала?
Это Юра курил на балконе.
***
На трамвае было, конечно, дорого, трешка, но Леся опаздывала на работу – Юра с утра шуровал в холодильнике, гремел, выдвигая пустые ящики, потом совал телефон: позвони моей маме, почему тебе не заплатили, хоть своей позвони, у нее хозяйство. Леся ушла в комнату, перед дряхлым, на тумбочку взгроможденным прямоугольным зеркалом надела вчерашние бусы.
…кольцо обручальное опять в ломбард придется нести…
– Это что это ты нацепила? – буркнул Юра.
Отражался его волосатый живот и кривые, слишком худые ноги.
– Это откуда это у тебя, а?
– Подарили, – с вызовом бросила Леся. – Понял? По-да-ри-ли.
Выскочила, пальто натянула уже на лестнице, шарф кое-как намотала. Пешком дольше, чем трамваем. Но – трешка.
– Перебьется, – сказала Леся дворовой кошке и почесала ее подбородок. – Похудеет. Пусть сам звонит своей маме. Может мне кто-нибудь что-нибудь подарить, а? Ну вот хоть бусы. Хотя бы сама себе.
Дотряслась до поворота и побежала вдоль трамвайных рельс чуть назад – полквартала в обратную сторону, потом – повернуть. К девяти уже открывались магазинчики: зерно на развес для скотины и птицы, трусы и колготы, парфюмерия и бытовая химия.
В сплошном их ряду слева мелькнул разрыв, и Леся остановилась.
«Барахолочка» – значилось над аркой, ведущей в просторный внутренний дворик. Раньше Леся такого не замечала.
Там, по колено в тумане, застыли цаплями старики и старухи, обросшие пьяницы и опустившиеся, сгорбившиеся женщины в сером. Леся посмотрела на часы: через три минуты надо быть на работе. Леся посмотрела на вывеску. Нет, точно, раньше ее не было. Леся посмотрела на туман, закрывающий асфальт. На трамвайных путях и на улице этого серого плотного облака нет, а здесь – будто разлили, будто установка специальная работает, как на концертах.
Она шагнула под арку. Понятней не стало. Вроде бы, у ног ближайшего деда – классического деда с лицом – печеной картошкой, в бушлате и ушанке – что-то лежало, товар, должно быть, – «Барахолочка» же, блошиный рынок. Но не разглядеть – что именно.
Часы пискнули – девять. Леся сорвалась и побежала, и, конечно, попала в неторопливую сутолоку сходящих с автобуса, пропихнулась, запыхалась, шарф размотался, и в дверях офиса столкнулась с Людмилой Валерьевной.