– Ну, эт ты загнул. В позапрошлом годе мы с тобой на Победу хорошо встренулись.
Вытирая руки застиранным передником, из калитки вышла женщина. Правое веко, стянутое шрамом от ожога, слегка подергивалось, казалось, оно живет своей жизнью. Из-под сбившегося на затылок платка выглядывали темно-русые с редкой проседью волосы.
– Ты что гостя в воротах держишь?
– Матрена! Ты Витька не признала, что ли?
– Признала. Потому и говорю, чтоб в дом шли. Нечего по пивнушкам шастать!
– Хозяйка! Ты уж не обессудь. Не пойду я в дом. Мне уж возвертаться пора. – С извиняющимся видом гость встрял в разговор супругов.
– Ну! Что я говорю? – Протянув руку в сторону приятеля, Александр как бы жаловался на него своей жене. – Смотри, что он удумал!
– Сань, мне до темного надо лошадь в конюшню поставить. Не то с меня председатель три шкуры снимет. Он у нас строгий. Чуть что не так, того и гляди вредителем объявит. Я уж и так еле упросил его на базар меня отпустить.
– Ну, рассказывай, коли на то пошло. – Тяжело вздохнув, Александр подошел к жене, и они ожидающе посмотрели на Виктора.
– Нинке моей на трудодни пять поросят выписали. Не токмо ей, конечно. И другим свинаркам тоже. Двух то мы себе оставили, а остальных решили на базар свезти. Пять голов прокормить – фуража много надо. Где ж его взять то? Двух как-нибудь вытянем. Да и налог опять же. За пять свиней столько напишут – не обрадуешься. Вот и повез я сегодня трех поросят торговать. Под то и подводу у председателя выпросил. Двух то продал, а третьего никак. Квелый он малость.
Виктор обернулся к телеге и откинул старый овчинный тулуп. В ящике, наспех сколоченном из березовых палок, лежал поросенок. Сняв крышку, Виктор почесал его за ухом:
– Смотри, какой розовенький. А!
Первой не выдержала Матрена. Подошла к телеге и начала гладить поросенка.
– Саш. А что? Давай возьмем. В сарайке приберемся, и пусть живет. А что у него пятачок-то какой горячий? – Спросила она, с укором глядя на Виктора.
– Так второй день мытарится, бедненький. А нынче вон как, слякотно. Может и простыл чутка. Аспиринчика ему полтаблетки и в тепло, он и оклемается. Так-то смотри: гладенький, розовенький, с полпуда в нем есть, а то и поболе. Ну, что скажешь, Сань? – Не дожидаясь ответа, Виктор быстро добавил. – Я денег не прошу. Никак нельзя мне его назад везти. Еще раз председатель меня на базар не отпустит – посевная. А трех мы не прокормим.