– Отныне – с воодушевлением сообщил им Санрэй – число героев-рыцарей в рядах парриков увеличится.
Свадьба плавно переходила в переговоры, и рыцари оказались весьма разговорчивыми.
Ни один из них даже не прикоснулся к еде – разительный контраст с дорвавшимися до стола “крысами”
Вопросы, задаваемые Рыжему промеж здравиц (те, кстати, оказались, весьма необычными и не всегда понятными – на странницах военного вестника такое бы точно не опубликовали), и тостов, не сопровождавшихся возлияниями, были явно заготовлены заранее и столь же явно не утверждались у парриков. Границы владений, распределение полномочий между союзниками и внутри союза… Рыжий элементарно не имел полномочий даже сам-друг обмозговать такое – и, тем не менее, отвечал, ориентируясь на тихие подсказки генерала Санрэя. Нечленораздельно, то есть не голосом, – меньше всего рядовой хотел показаться перед рыцарями смешным (а Хнас наглядно объяснил ему, что быть косноязычным смешно!) – а покачиванием головы, движением бровей, рук…
Зрите, да уверены будте,– вам я главой помаваю.
Се от лица моего величайший
Слова залог: невозвратно то слово, вовек непреложно,
И не свершиться не может, когда я главой помаваю2
Обе руки Рыжего оттягивали, лишая возможности утолить голод, символы новообретённой власти. По первому знаку Санрэя рядовой мог или осенить ими подданных, или обрушить их на их головы. Он справлялся – судя по лицу генерала – до тех пор, пока в голове не выстроилось: гвардийская жена, гвардийский стол, гвардийская политика… страх проткнул нутро Рыжего вернее рыцарского меча. Слова вырвались изо рта короля, как жители из горящего города:
– …Меня… меня… не возьмут в Митиссию!?
На стол с грохотом упала вилка, которой один из гвардийцев рисовал что-то в воздухе, пытаясь донести до свежеиспечённого сюзерена нюансы своей позиции.
Выражение лица генерала Эдмунда можно было описать двумя словами – “пистолет” и “выстрелил”. Споткнулся на полуслове даже известный демагог, – вот и сейчас он умело клал на холст воздуха мазки красноречия – повелитель штабных “крыс” Модест Макри. Его собеседники, представители народов, о которых Рыжий знал только то, что они признают генералиссимуса господином всех парриков, Иудефъяка врагом рода человеческого, но их священные книги, тем не менее, запрещены господином генералиссимусом в лице Фердинанда Грека, переглянулись между собой.