Томохидэ опустил глаза, не смея смотреть на князя, да и претензии его, испарились сами собой.
– Тебе же Ёшихидэ я отвечу. – продолжал Кагэтора, но уже на тон ниже. – Масакагэ совершил ошибку. Большую ошибку. Но разве я не должен дать ему шанс всё исправить. Позволить ему объединиться с нами и вместе восстановить мир и порядок в Этиго. Ты, как никто другой знает, что оступившийся имеет одну попытку на искупление, потому как сам учил меня этому.
– Тогда почему вы называете это помилование наказанием? – снова спросил Хондзё, начиная понемногу смягчаться.
– Все вы знаете, что Уэда поклялись служить только Уэсуги и никому другому. Разве для них не наказание, нарушить свою клятву и присягнуть другому клану. Масакагэ сказал, что отдаёт свою жизнь мне, значит, я волен распоряжаться ею на своё усмотрение. И, я считаю, что такое наказание для него и его клана, вполне благоразумно. – Кагэтора заметил, что вассалы перестали роптать, но по-прежнему переглядывались меж собой. Объяснения их даймё не вполне их утешило, но, по крайней мере они нашли его уместным. Князь продолжил. – Что же касается Точио, то Масакагэ исправит свою ошибку и поможет с его восстановлением. Ведь так? – этот вопрос уже адресовался Уэда.
– Клянусь честью! – Масакагэ низко поклонился. Ему, откровенно не верилось, что Кагэтора сможет вот так, превратить его наказание в самую настоящую награду. Пусть это разниться с его идеалами про вассальную преданность и нарушение клятвы, но это явный шанс на какое-то будущее. К тому же, как сказал Кагэтора, это лишь временное наказание, до тех пор, пока он не восстановит клан Уэсуги. Как он это сделает, Масакагэ не представлял. Но если князь верен своей клятве и будет стремиться к этому, то клан Уэда безоговорочно ему поможет, а если нет…
Масакагэ, краем глаза, покосился на то место, где сидела Айя, но её там уже не было. Уэда позволил себе немного улыбнуться. Он знал, – его любимая жена уже ждёт его на выходе из замка.
Месяц нагацуки 20-го года Тэнмон (сентябрь 1551 г). Замок Хондзё, север Этиго.
Тишина всегда привлекала Иномару. В ней он мог спокойно поразмыслить над собой и своими поступками, которые, порой, из обычных хулиганских выходок перерастали в сущий хаос, ужас и стихийное бедствие. Только нынешнем утром он успел совершить кучу дел, которые доставили обитателям замка целый ворох хлопот. Пробудившись ото сна, прислужники попытались заставить его привести себя в порядок и подготовиться к церемонии гэмбуку, но жестоко поплатились за это. Иномару не любил слуг своего опекуна, как и его самого, поэтому, без зазрения совести лишил их пальцев рук одним круговым взмахом меча.