Спустя какое-то время раздался резкий звонок, и Валька оказался в классе.
На руках ощущалось что-то липкое, и Валька увидел себя маленьким мальчиком лет семи-восьми. Он сидел за партой и шарил рукой по рабочей поверхности снизу.
«Жвачка!» – пронеслось в Валькиной голове.
Противное ощущение не отпускало пальцы.
Было мерзко и противно и хотелось выйти, чтобы скорее помыть руки, но тело сковывало.
Подняв голову, Валька почувствовал на себе «горгоний взгляд» и понял причину скованности.
Если бы не фон в виде доски, на которой мелом было начертано «Классная работа», то ту, что пред ним предстала в образе горгоны, невозможно было бы отделить от образа.
Узкая блестящая юбка, словно чешуя, огибала подвижное тело, а начесанные волосы, обрамлявшие лицо, мало чем отличались от змей.
Но страшнее всего был этот немигающий взгляд, который прямо сейчас уставился на Вальку.
«Горгона» изогнулась и, приблизив лицо к Валькиному лицу, прошипела:
– Шалишшшшшь, Соколов? Снова? Завтра же родителей в школу!
И резким движением она вырвала из потянувшейся было Валькиной руки дневник.
Валька, окаменевший от ужаса, понял, что оказался между Сциллой и Харибдой.
Он ужасно боялся гнева классной, но и не меньше боялся реакции матери, доверие которой не смог оправдать.
Он снова начал тонуть.
Он опускался все ниже и ниже, пока снова не впал в забытье на какой-то лесной поляне.
Очнулся он от того, что кто-то дышал ему в лицо и повизгивал.
По лицу словно провели влажной тряпкой, но на сей раз страшно не было, и Валька открыл глаза. Над ним нависала растерянная морда пса.
Валька сразу же узнал его.
Лет в двенадцать ему купили собаку, о которой он так мечтал.
Это был он, живой и теплый, и хотя Валька осознавал, что прошло много лет и пса давно нет в живых, он потянул к другу руки, чтобы обнять его.
– Тришка! – обнимая собаку, прошептал Валька, и на его глаза навернулись слезы.
Пес радостно залаял, прыгая вокруг Вальки.
Где-то послышался смех матери и строгий голос отца.
Тришка умчался на голос, оставив Вальку наедине со слезами.
Слезы душили похлеще воспоминаний. И если последние явно оказывали сопротивление, то первым была дана воля.
Валька окончательно проснулся, обнаружив себя на кровати, где он и уснул, обнимающего мокрую от слез подушку…
Тело его содрогалось от рыданий, а сердце отдавало стуком в горле.