Радикальное Прощение. Родители и дети. Почему так важно простить своих близких и как сделать это правильно - страница 4

Шрифт
Интервал


Я молча поглаживал ее по спине, пытаясь хоть чуточку утешить. Понемногу рыдания стихли, и Гвен замерла на подушке, недвижная, будто статуя. Я продолжал наблюдать за ней, в надежде понять, что происходит сейчас в ее душе. Внезапно тело ее содрогнулось – совсем как у собаки, которая вылезла из воды и отряхивается от капель.

До меня донесся приглушенный звук, как будто она… Да, Гвен смеялась! Она хохотала и хохотала, как человек, до которого вдруг дошел смысл очень забавной шутки. И смех этот был настолько заразителен, что все присутствующие тоже начали смеяться.

– Знаете, я вдруг поняла, – выдавила Гвен сквозь смех. – Она просто не способна была любить меня! – женщина умолкла, пытаясь отдышаться. – Ей просто было не дано… Бедняжка не умела любить, вот и все… Она и себя-то ненавидела… Разве мог такой человек испытывать ко мне теплые чувства?

Гвен больше не смеялась. На смену веселью пришла печаль, и женщина тихонько заплакала.

– Колин, всю свою жизнь я требовала от матери того, чего она просто не могла мне дать. Я винила ее в своей боли. А ведь она была не виновата. Она любила меня единственно доступным ей способом.

– Все так, Гвен, – кивнул я. – И ты несла в себе эту боль почти 90 лет, верно?

– Да.

– Как, по-твоему, это сказалось на твоей жизни? Не получалось ли так, что люди, которых ты любила, тоже отвергали тебя тем или иным способом?

Гвен призадумалась.

– Надо же! – ошеломленно взглянула она на меня. – Я только сейчас это поняла! Ну не смешно ли? Всю свою жизнь я привлекала людей, которые, как мне казалось, никогда меня по-настоящему не любили. Каждый из них, пусть по-своему, делал то же, что моя мама, – отвергал меня. Мы неплохо ладили с первым мужем. Двенадцать лет прожили вместе, но затем он ушел. Не выдержал моей ревности и моих притязаний. Я была слишком требовательной. Он сказал, что не в силах дать мне того, в чем я нуждаюсь, и ушел.

– Ты сама не позволяла ему любить тебя, – заметил я. – И никому бы не позволила, ведь это противоречило твоей истории.

– Какой истории? – спросила Гвен.

– Той, которая стала результатом ваших взаимоотношений с матерью. Ты почувствовала себя нелюбимой и тогда же решила, что не заслуживаешь любви. Ты верила в это всю свою жизнь, верно?

– Верно. Мне всегда казалось, что я не дотягиваю до какого-то вымышленного уровня, не соответствую чужим требованиям. Я пыталась доказать, что это не так, что меня можно любить, но все без толку.