Я почти уже не мог терпеть. Поэтому я не думал о том, происходящее передо мной, наяву или во сне. Мне нужно было отлить.
Иаков-Израиль и я, стали свидетелями, зрителями, наблюдателями, созерцателями внутреннего механизма мира, одного из его узлов, сочлений, скрепов, осуществляющих то, что они должны осуществлять. Невидимо, неотвратимо, необходимо, безусловно и обязательно.
Как невидимые миру кишки, осуществляющие под кожей равномерно и размеренно свою работу, обеспечивая жизнь человека в совсем, кажется, ином, внешнем, параллельном мире, вроде не имеющего и никак не сопряженного с жизнью кишок.
А все же такого единого, потому как когда кишкам становится нестерпимо, неистово больно, после проникновения внутрь тела вируса, реализующего, будто написанный каким-то злым гением людоедский сценарий под названием – ГЛПС (геморрагическая лихорадка с почечным синдромом), единственной целью которого является уничтожение конкретного организма с целью смерти конкретного человека.
Тогда-то и заканчивается всякая внешняя, такая отдельная и казалось независимая внешняя жизнь этого прекрасного человека, который стремительно скоро, буквально в течение нескольких дней превращается из преуспевающего человека, вначале в едва ковыляющего до туалета инвалида, затем уже только говорящую плоть, лежащую там, где ее положили, чтобы затем стремительно лишиться способности говорить (точнее, тебе будет казаться, что ты говоришь, но тебя никто не понимает, даже жена) слышать и видеть. То есть в течение недели от человека остается думающая плоть с внешними очертаниями человека. И оба эти мира начинают стремительно умирать, причем первым почти тотчас завершает свою жизнь внешний мир, как слабейшее звено.
Как это случилось и со мной, медленно сползающим в последний день августа по дверце вагона метро с угасающим взглядом, по причине невыносимой боли, принесенной стрелой, прилетевшей неведомо откуда, и вонзившейся в живот, в самое переплетение кишок, прекратив мгновенно и непринужденно жизнь моего внешнего мира, такого стремительного, ясного, уверенного, предсказуемого и сильного еще мгновение назад, а теперь угасающего в унисон угасающему взгляду человека, распростершегося на полу вагона, как раз на выходе из вагона, так что пассажиры, выходя на станции, где как раз остановился состав, по инерции перешагивали через меня.