До отхода поезда оставалось пять минут. Проводник сверил билет и пропустил его в вагон. “Место тринадцать” – сказал проводник. Степа нашел свое место. В его отсеке был только один пассажир, тот лежал на верхней полке и, видимо, спал. Место Степы было под ним, он бросил сумку под полку и сел возле окна. Поезд гудел, прогревая двигатель, опоздавшие пассажиры бежали к своим вагонам. Так же по перрону бежали два милиционера, всматриваясь в окна уже готового отойти поезда. Один милиционер был знаком ему, он держался за скулу и озирался по сторонам. Второй, здоровый бугай, толкал его в бок, тыкая пальцем то в одно окно, то в другое. Тот отрицательно качал головой. Второй сплюнул и зло посмотрел на первого.
Вдруг, знакомый Степы встретился взглядом с ним и не веря себе начал медленно поднимать руку чтобы указать пальцем в сторону Степы, но поезд дернулся и медленно начал движение. Состав постепенно набирал скорость, все быстрее и быстрее. Милиционер уже бежал и кричал что-то, брызжа слюной. Но поезд уже миновал платформу, и милиционеры остались там, становясь все меньше и меньше.
Поезд мягко катил по рельсам, постукивая колесами. В вагоне было тихо, пассажиры спали, только иногда позвякивала чайная ложечка в полупустом стакане, нарушая тишину. Степа, прислонившись лбом к стеклу, смотрел на пробегающие пейзажи за окном. Потом он снял ботинки, куртку и прилег на свою полку. Сразу накатила усталость, но было даже приятно от такой усталости. Впервые за последние недели он заснул спокойным.
За окном было уже светло, когда он открыл глаза. Долго лежал и смотрел на потолок из красного дерматина. Мыслей не было, просто лежал и вглядывался в узор материала полки. Рядом звякнула посуда. Степа повернулся на шум и встретился взглядом с мужчиной, сидевшим за столом и попивающим чай. Попутчик был среднего возраста, среднего телосложения, коротко стриженный. Что бросилось в глаза, так это его тонкие пальцы. Он так изящно держал чайную ложечку, помешивая ею в стакане, что казалось, в его руке не ложка, а перо. Правильные черты лица выдавали в нем человека благородных кровей. Только улыбка почему-то не нравилась Степе. Мужчина не улыбался, он скорее ухмылялся, что немного раздражало, хотя потом, приглядевшись, он понял почему. Глубокий шрам на левой щеке, начинающийся от уголка рта, превращал улыбку в ухмылку. Взгляд попутчика был спокойным, да и весь его вид выказывал благодушие. “Доброе утро” – прокашлялся и выдавил из себя Степа. На улице было прохладно и поэтому в вагоне было сильно натоплено. Во рту у Степы все пересохло. Попутчик деловито взглянул в окно: “Доброе утро. Хотя и день уже” – ответил он весело. Надо было вставать, как-то некрасиво получалось, лежать и разговаривать, да и умыться не мешало бы. “Надо, надо умываться по утрам и вечерам” – раздался голос попутчика. Тот смотрел в окно. За окном шел снег.