Вот-вот за ноги вытянутыми руками схватит, вот-вот бабахнет! Забор не выдержал – трах! – повалился. Чушки галопом – и за мной по лесу да в чащу! Такого шуму наделали, что и не слыхали, стрелял тот человек или нет. Ох, и страху натерпелись – ужас прямо!
Потом знакомый заяц нам объяснил:
– Свиньи вы, свиньи. Одно слово – копачи. Всё рылом в землю. Нет чтобы наверх посмотреть. А там репродуктор на дереве прибит. И страшного в этом ничего нет. Орёт только громко, а ни бегать, ни стрелять не может. Вещь не удешев… – как его? – неодушевлённая!
Рассказ годовалого медведя
– Я родился в прошлом году, как полагается, в берлоге. Под Новый год был ещё крошкой-сосунком – с крысу ростом. Проснёшься, пососёшь – и опять спать.
Вдруг просыпаюсь: кто-то – грох! Грох! Грох! – над головой, и вся наша берлога трясётся. Вот ужас-то!
Мамаша-медведиха шепчет мне:
– Охотники! Я побегу, а ты лежи: тебя, может, и не заметят…
Да как вскочит – свет хлынул в берлогу – и дёру со всех ног!
А это, оказывается, совсем и не охотники, это, оказывается, деревенский дед в лес на дровнях приехал ёлку новогоднюю для клуба срубить. И начал топором грохать по той самой ёлочке, под которой мамаша себе спальню на зиму устроила. Дед – как выскочила медведиха из-под снега – так сам от страха затрясся, пал в дровни и давай коня настёгивать. Тут уж не до ёлки!
А я лежу в развороченной берлоге – холодно мне и есть хочется. Вылез и пошёл мамашу разыскивать.
В лесу снег; я тону в нём с головой, ничего кругом не вижу, только вверх смотрю. Там на ветках рыженький зверёк с пушистым хвостом прыгает, сучит на меня ножками, цокает сердито. Побоялся я к нему на дерево влезть поиграть. Нашёл местечко под большими лапами ели, где снег весь выдуло, чуть только на земле осталось. Сел тут и давай скулить – мамашу звать. Звал-звал – не откликается. А у меня животик подвело. Так есть хочется, прямо никакого терпежу! Я и стал лапками землю рыть.
Глядь – а на ней под снежком травка зелёная, цветочки! Вот радость-то! Давай их в рот запихивать – маленькие-то ведь всё в рот себе тащат, на вкус пробуют. Нет, вижу, не очень-то вкусно – совсем не то сладкое, что мамашино молочко… Выплюнул – фррр! Стал глубже копать – там корешки. Ну, эти съедобные оказались, хоть и горьковатые.
Набил я себе ими пузечко – будто и легче стало, не так голодно. Я свернулся калачиком под ёлкой, лежал, лежал – да вдруг ка-ак засну!