На время путёвки мою девушку звали «Таня». Такое имя было прописано в подставных документах. Это частенько вызывало путаницу, и иногда даже вносило сумятицу, но нам, четвёрке смелых, конечно же, было просто весело и наплевать. «Таню» запомнить было относительно легко, потому что в городе осталась общая подруга с точно таким же настоящим именем.
Невзирая на мелкие неурядицы, «скакун» уверенно приближался к главному ивенту каникул. За бортом клубилась ночь, все кимарили, кто как мог, и клевали носами… Мне отчего-то не спалось… Наверное, потому что я не привык кататься во сне на рюкзаке по металлическому полу. Наконец, сморило и меня.
Дальше все, по-видимому, просто выключились от усталости. «Пазик» швыряло на крутых поворотах Чуйского тракта, било мелкой дрожью на гравийке за посёлком Чемал, но нам уже было всё равно. Всё когда-нибудь кончается, и вот, перекувырнувшись через мостик, стальное детище отечественного автопрома вкатилось в некие распахнутые ворота и, наконец, замерло. А пассажиры, наоборот, стали один за другим оживать.
Я выпал из тяжкого железного нутра во влажную тьму. И замер, как вкопанный. Надо мной высились ОНИ. Неведомые. Мохнатые громадины. Ещё более чёрные на фоне ночного неба. Они пугали и манили меня. Я был как первый космонавт на Луне. Как домашняя кошка, которую вытащили на улицу. Я дрожал от изумления.
Закон кино: то, что происходит в кадре, должно быть красивым, даже убийства и смерть. Киноиндустрия романтизирует бандитов и злодеев, зачастую делая культ из малоприглядных деталей и отвратительных подробностей. Но снято всё так, что настоящего отвращения и страха не возникает. Чтобы почувствовать разницу, достаточно сравнить сцену совершённого преступления из фильма и документальные съёмки с места реальных событий. Кровавые ошмётки плоти, неестественность позы, пугающий вид мёртвого лица… Такого нормальный человек видеть не захочет.
В книге же всё наоборот, тут моя задача – сделать так, чтобы читатель «прочувствовал» всё на собственной шкуре, максимально приблизить его ощущения к моим, насколько это вообще возможно. И в целом это, пожалуй, невозможно: ведь люди всё понимают по-своему, чувствуют по-своему, реагируют по-своему. В конце концов, все картины им нарисует собственное воображение, а мой голос – лишь фон, субтитры, вектор направления для бегущей мысли.