Между тем скандалы в семье стали неотвратимо нарастать. Впервые было упомянуто слово «развод». Глеб не находил себе места. Подолгу смотрел на Вовку, печалился и не знал, куда деваться. «Ну и что мне делать теперь? Половому остракизму себя предать, что ли? И сохранить семью, сына вырастить, а потом уж уйти?»
Несмотря на свои похождения и определённую симпатию, граничащую с более глубоким чувством, к Сусанне, он всё ещё любил свою жену. Алина иногда позволяла ему приближаться, отдавалась безмолвно и с выражением святости на лице. Он же испытывал искреннюю радость даже от её прикосновений к своему телу, втайне надеясь, что всё-таки пробудит когда-нибудь в жене и желание, и страсть. «Блин, все тётки, с которыми я был и есть, получают удовольствие, а эту я люблю, но удовлетворить не могу. Чертовщина какая-то!» Ему и в голову не приходило, что Алина его не любит, просто придумала эту любовь, ещё в юности сделала себе очередную инъекцию вычитанных в книгах чувств. Вышла замуж, родила сына и на этом временно успокоилась. Но, оказавшись в другой стране и обнаружив его сногсшибательную притягательность в глазах испанок, она позволила проснуться в своей душе зверю под названием «ревность». И тут начитанная особа оплошала, решив ещё больше привязать к себе мужа совершенно идиотским, ну очень русским способом: меньше постели, больше заботы о сыне. Его привязанность к Вовке, обожание сынишки она использовала нелепо и при каждом удобном случае. Когда Глеб по пятницам после работы заходил в бар у подъезда их дома и попивал сухое красное вино, там обязательно минут через пятнадцать нарисовывался Вовка и заявлял:
– Папа, пошли домой. Мама сказала, что ты слишком много пьёшь.
– Нет, сын, я не пью много, только вот рюмку вина себе позволяю в конце недели. Возвращайся домой, я приду через пять минут.
– Хорошо, папа. Обещаешь?
– Да, Вовка. Разве я тебя когда-нибудь подводил?
– Нет.
Отношения с сыном были замечательными. Они дружили, проводили вместе много времени, играли в теннис по выходным, а когда шли по улице, то прохожие, завидев их, невольно улыбались: эдакие близнецы, большой и маленький, да ещё и с совершенно одинаковой походкой. Как-то, подъехав к колледжу сына на своём чёрном «Крайслере» (предмете гордости несколько тщеславного в этой теме Глеба и зависти знакомых), чтобы забрать Вовку после занятий, отец с удивлением обнаружил на его заплаканном лице огромный фингал под левым глазом.