Образ революции в идеологических течениях предреволюционной России - страница 13

Шрифт
Интервал


Особое место во взглядах на природу революций занял Гегель, который в целом разделяя взгляды предшествующих консервативных критиков революции, перевел обсуждение вопроса идеального образа революции в область чистого разума и умозрительных рассуждений. Будучи по природе убежденным консерватором, он, тем не менее, увидел во Французской революции не историческую случайность или произвол заговорщиков, а необходимый момент развития истории, направляемый абсолютной идеей. Сделав это признание, Гегель лишь отдал дань объективизму, подвергая в дальнейшем утонченной критике идеи Французской революции. Собственно ошибку Французской революции Гегель видел в том, что она поставила на первый план материальные интересы, а не внутреннее преображение человеческого духа. Бездуховные цели революции закономерно вели к террору, в результате чего революция сыграла свою роль и закончилась, не сделав французов духовно свободнее. «Дело в том, – писал Гегель, – что принцип, исходящий из того, что оковы могут быть сброшены справа, и добиться свободы без освобождения совести, что революция возможна без реформации, ошибочен. Таким образом, все эти страны вернулись к своему прежнему состоянию»[24]. Эти рассуждения впоследствии стали главным аргументом всех критиков революций и к ее классовой принадлежности.

В целом же философия социального конфликта Гегеля в контексте западноевропейского мышления потеряла свою привлекательность еще в XIX веке, т. к. явилась олицетворением узости догматического мышления. Мысли, понятию права сразу было придано действительное значение, и ветхие подмостки, на которых держалась несправедливость, не смогли устоять. Итак, с мыслью о праве теперь была выработана конституция, и отныне все должно было основываться на ней. «С тех пор, как солнце находится на небе и планеты обращаются вокруг него, не было видано, чтобы человек стал на голову, т. е. опирался на свои мысли и строил действительность соответственно им»[25]. За этим, более эстетическим, чем логическим, высказыванием Гегеля кроется тот простой факт, что он, подобно Анаксагору, утверждал, что истинным творцом теории является мировой разум, который и управляет миром. Поскольку об этом разуме науке ничего неизвестно, постольку его действию можно приписывать любые события и обстоятельства, которые объясняются ходом естественного развития. Гегелю потребовался абсолютный разум для того, чтобы утверждать приоритет идеализма, а не объективность революции, т. к. для него было важным проследить тождество идей, а не логику вещей. Поэтому и причины поражения революции он усматривал в несовершенстве идей, которые должны быть скорректированы более глубоким проникновением в их сущность, хотя способ этого проникновения имел мистический характер.