Я даже не дослушала служанку, как всполох мыслей сменился с моих на чужой, и передо мной предстала высокая тонкая женщина во всём чёрном. Во всей этой черноте светлым пятном были только узкое, с надменным выражением лицо и седые волосы. Когда я увидела её лицо, поняла, в кого у Стефании брови, которыми можно вести диалоги без слов, показывать своё отношение к окружающим и даже кричать. Это и была ее тетушка Лилит.
— Луиза Тереза как была дурой всю жизнь, так дурой и умерла! – ее, как ни странно, звонкий голос заставил напрячься всех стоящих перед чёрной, до блеска отполированной плитой, на которой золотыми буквами значилось имя, чуть отличающееся от моего.
Из этого стоило сделать вывод: девочка берет длинное имя матери, отсекая имя прабабки, а в начале добавляется свое. Но во всех ли семьях так, стоило ещё узнать.
— Тетушка, зачем вы так в этот день… - слова Даниэля не отражали вообще никакой эмоции. В них не было ни вопроса, ни обиды, ни поддержки. Просто как будто нужно было что-то сказать, и он это сделал.
— Она могла жить припеваючи, коли была бы умнее. А если бы слушала меня, то могла бы оставить вашего отца без штанов. Но Луиза предпочла пойти на поводу у эмоций, у своего сердца. Борьба за правду не может быть громкой, - голос Лилит звучал над кладбищем, как гимн, как самая неприкрытая истина.
У меня навернулись слёзы на глазах. Ощущение обиды, ненависти и беспомощности накрыли меня. Я вернулась к ближайшей беседке, присела на мягкие подушки и дала волю слезам.
Хоть это были не мои слёзы, реветь мне совсем не хотелось. Я поняла, что только вот так, позволяя Стефании на секунды овладеть своим телом, я открываю для себя ту неизведанную область памяти, так необходимую мне сейчас.
— Леди, прошу вас, не вспоминайте, - тихо, почти шёпотом, Лизи попробовала меня успокоить.
— Принеси… чаю. Горячего чая, - подумав, что чай она будет делать дольше, чем нальёт воды, попросила я. И девушка поторопилась уйти.
— А эта ваша Лилит-то… дело говорит, - прошептала я, вытирая слёзы. Может, она вовсе не такая уж и мегера. Хотя орущая Диана не пугала ни меня, ни Стефанию, а больше раздражала. Но тётку Стефания боялась. А еще ненавидела за отношение к её мамочке.
— Тут и книг никаких не надо: вон сколько всего интересного. Если бы не горшок вместо унитаза, то я бы, наверное, даже почувствовала себя счастливой.