И сейчас же старик забыл о нем. С того момента, как он решил накормить мальчика, то есть позаботиться о нем, потому что матери нет до него дела, в уме старика мелькнула странная мысль. Вспыхнув, она мгновенно погасла, однако вскоре затеплилась снова, стала стремительно разгораться, все явственнее высвечивая впереди новую, удивительную жизнь, о которой он прежде не подозревал.
Мальчик ел быстро – он действительно был голоден, и старик старался не смотреть на него, чтобы не смущать своим взглядом, но сердце его томилось от теплоты и нежности к внуку.
– Скажи, ты хотел бы пойти со мной в море? – спросил старик мальчика, не глядя на него и продолжая есть.
– Конечно! – мгновенно ответил мальчик. – А когда?
– Послезавтра.
– На форты? – спросил мальчик.
– Тебе хотелось бы на форты?
– Да! – воскликнул мальчик. – Очень хотелось бы!
И лицо его просияло.
– А если дальше? – спросил старик.
– В шхеры?
– Дальше.
– Дальше залива? В само море?
Некоторое время старик молчал.
– Ты был когда-нибудь в океане? – спросил он.
– Нет. Ни разу, – ответил потрясенный мальчик.
– Вот что, – сказал старик, – сейчас мы пойдем к Арсену, проведем у него день и переночуем. А завтра начнем собираться в дорогу. Но ты можешь передумать, если захочешь.
– Что ты, Фома! Я ни за что не передумаю! – воскликнул мальчик, коснувшись пальцами руки старика.
Мальчик и старик покинули стеклянную полусферу «Викинга» и под ярким синим небом пошли по морской набережной к дому, в котором жил Арсен.
Они оставили позади полтора квартала, когда за их спинами раздался высокий хриплый голос:
– Остановитесь! Я прошу! Я требую!
В этом сорванном голосе звучали мольба и отчаянье.
Обернувшись, мальчик и старик увидели мужчину лет сорока пяти, до горбатости сутулого и непропорционально длинноногого. В полосатой домашней пижаме и тапках на босую ступню, он неловко семенил за ними.
– Я не спал всю ночь. Да. И весь день, – быстро заговорил он. В его впалых, упрятанных под густыми бровями глазах переливчато двигались две большие золотые капли. – Этого не выдержит никакая психика! Они кричали всю ночь! Рыдали! Выли! Я знаю: у меня навязчивые идеи. То есть я сам знаю, что я болен. Но если я это понимаю, значит, какая-то часть моего рассудка здорова?
Он вопросительно заглянул в лицо сначала мальчику, потом старику.