Стоило мне, повозившись, устроиться поудобнее, как передо мной склонился кто-то в огромной войлочной шапке с белым шарфиком на шее и неожиданно на понятном мне языке произнес:
– Красавица какая! И белая, и сдобная! – Мужик расцвел в алчной улыбке: – А уж сла-а-а-адкая поди какая!
Я содрогнулась: они еще и каннибалы? Меня собрались есть?
Мужчины, стоящие подле меня, воздели над головой сжатые в замок руки, словно собирались колоть дрова, и хором ответили:
– Множества коней твоему роду, дядя!
Растроганный родственник, продолжая улыбаться, как голодная акула, ущипнул меня за бок, повторяя, какая я мягкая и сладкая. Один из носильщиков прочистил горло. Голодающий мужик очнулся и навесил на шеи мужчин белые шарфики, а еще один достался мне. Вместо салфетки, должно быть?
Хор благодарных славословий от носильщиков я пропустила мимо ушей. Меня нешуточно колотило – я их понимаю! Почему же не понимала, когда надо мной вопили раньше?
Следом за дядей к нам потянулись остальные родственники. Мужчины кланялись мне, едва не облизываясь, и навешивали нам всем шарфики. Женщины укладывали на меня груды ярких, расшитых узорами платочков.
При этом, если я правильно поняла, все подходящие приходились охраняющим меня мужикам родственниками. Носильщики постоянно кланялись, побрякивая бусами, и вежливо отвечали на шуточки про мой вкус, мягкость и сладость. А у меня стучали зубы.
В воздухе постоянно раздавалось:
– Мягкого вам хлеба, тетя!
– Сто лет вам до седин, дядя! – И прочие цветистые пожелания.
Мои опасения крепли с каждой минутой. Если я не жертвенный баран – то кто?
Когда поток родственников с длинными славословиями иссяк, а меня почти задушили шарфиками, из дома вышли три мужика с длинными узкими усами и одна женщина в вычурном головном уборе. Они тащили огромное медное блюдо, украшенное какими-то остро пахнущими травами, плодами и лентами.
Подойдя к нам, блюдоносцы устроили перекличку с моими носильщиками. Мне показалось, что они торгуются за мое тело. Для меня это звучало так страшно, что я опять закрыла глаза, мечтая еще и закрыть уши, чтобы не слышать их гортанных голосов.
Из ступора меня вывело бряцание. Выяснилось, что блюдоносители уже получили от носильщиков несколько связок мелких блестящих монеток и поставили блюдо на костер. Пипец! Так они меня жарить собрались? Прямо в одежде? Одежда приправой пойдет, что ли?