[1] сталкивается с вражеским
клинком, укороченным и обточенным по обеим граням «маузеровским»
штык-ножом. Предплечье дергает короткой болью, немец так же
сдавленно шипит под нос ругательства: в удар оба вложили немало
сил. Еще одна попытка, с тем же результатом.
«А вот так?» - сверкает в мозгу
азартная мысль. Быстро присев, Дашко пропускает над головой
очередной выпад, и подбивает противника под колено. Диверсант
падает; ефрейтор тоже не удерживается на ногах. Ах ты, падла! Н-на,
получи! Подкат, левое предплечье принимает на себя удар рабочей
руки противника, и «финка» легко входит меж ребер врага.
- С-сука… твою мать… - хрипит тот
отчего-то по-русски. На искаженных ненавистью и болью губах
пузырится розовая пена, в призрачном лунном свете кажущаяся
практически черной. – Ненавижу… падаль большевицкая…
акххх…
Но обдумать или даже просто
осознать столь странное поведение гитлеровца Дашко не
успевает: откуда-то сбоку раздается гортанное «Achtung, Granate!».
Спустя долю секунды продублированное отчаянным воплем
замкомвзвода:
- Атас, граната! Ложись!
И тут же – гулкий хлопок взрыва.
Короткая, бьющая по глазам, вспышка, фонтан выброшенных сгорающим
аммоналом тусклых искр, противный визг срубающих ветки осколков над
головой. Сдавленные стоны и мат – непонятно, на что рассчитывал
бросивший гранату диверсант, но зацепило, похоже, и тех, и
других…
Вывернувшийся откуда-то сбоку Евсиков
пихает ефрейтора в плечо:
- Живой, Кольша? Цел?
Тот ошарашено мотает головой. Не
потому, что контузило, а в смысле, что цел.
- Командир ранен, оттащи его! А я за
Сидоровым метнусь, может, живой еще. Уходить нужно, пока эти не
очухались! Пригнись!
Припав на колено, сержант дает по
кустам недлинную очередь. Существующее в каком-то особом ритме
сознание отмечет тусклые отблески вылетающих из затворного окна
стреляных гильз, одна из которых ожигает щеку. Кто-то шумно падает
в нескольких метрах, стонет на чужом, грубом языке. Впрочем, Дашко
это уже не волнует: подхватив потерявшего сознание Зуева подмышки,
он с усилием тащит его в темноту, каким-то чудом успев уцепить за
ремень собственный карабин. А вот лейтенантского «Дегтярева» не
видно, наверное, отправившийся на поиски Сидорова сержант
подобрал.
Снова выстрелы, на этот раз из
пистолета, звуки ударов и ругань на двух языках. Плохо, что темно –
не видно, где враг. И хорошо, что темно – можно укрыться, уйти из
прицела. Грохочет автоматная очередь, разведчик узнает характерный
шелестящий звук немецкого МП-38/40, пару раз гулко бухает советский
карабин. Где-то неподалеку, в сизой от порохового дыма темноте
коротко вскрикивает от боли и сочно матерится, поминая в интересных
положениях всех фашистских женщин и их непутевых сыновей, Евсиков.
Похоже, замкомвзвода тоже зацепило.