Отца я очень любила. Он заменял мне друзей и был добрейшим в мире человеком, но, к сожалению, слишком мягким, все принимающим близко к сердцу. С ним всегда было спокойно и уютно, но я не хотела его тревожить своими переживаниями, и чаще всего мы обсуждали только литературу. Он, как и я, любил читать.
Иногда со страхом представляла, что папа так возится со мной лишь из-за своего родительского долга, и боялась, что однажды и он окажется по другую сторону. Но, к моему безмерному счастью, папа всегда оставался единственным, кто принимал меня всю целиком и был рядом, несмотря ни на что. Глубоких душевных переживаний я с ним не обсуждала, но во всем остальном он всегда был авторитетным советчиком, а иногда и просто молчаливым объятием разрешал все мои сомнения и терзания.
А с мамой все было сложнее. Она все время учила жизни, наблюдая мою неспособность выстроить здоровые отношения с кем бы то ни было. И ее непреклонное стремление познакомить меня с каким-нибудь молодым человеком (потому что с двадцати лет я начала быть старой девой, а так не положено, и мне обязательно надо было выйти замуж) каждый раз выводило из равновесия.
Отдельная квартира после двух лет по окончании университета стала облегчением. Но и это не явилось абсолютным спасением от материнского террора. Не успокоилась мама и тогда, когда узнала о моем бесплодии от «доброжелательной» подруги гинеколога: с неумным рвением взялась подыскивать жениха и самостоятельно проводила предварительную работу с кандидатами.
Было ужасно неловко, а иногда просто смешно, когда очередной «жених» заявлял, что готов смириться с моим недугом и взять такую «убогую» на «попечение». Конечно, это было угодно только мужчинам в солидном возрасте. Унизительно и мерзко!
В какой-то момент я просто сменила бунтарство на тактику соглашательства. Это немного, но снизило напор «благих намерений». Но в любом случае все семейные посиделки оканчивались упреками, что я совсем не стараюсь быть нормальной женщиной, поучительными беседами и обсуждением новых вариантов.
«Боже, и где она их только находит?! Выписывает из эпохи совдепа?»
Еще с одним родственником, двадцатишестилетним Николаем, мои отношения можно было описать в двух словах: привет – пока. Добавить нечего. Брат всегда был занят исключительно своей жизнью, хотя отношения у него тоже не складывались… с женщинами. Но он никогда не доставлял хлопот ни родителям, ни мне и проявлял несвойственную ему в обычной жизни теплоту три раза в год: на мой день рождения, новый год и восьмое марта, преподнося нестандартные подарки и обязательно конфеты с марципаном – единственную сладость, на которую у меня не было аллергической реакции. И еще, если брат присутствовал на одном из традиционных пятничных ужинов, то всегда сочувствовал мне по поводу стараний матери.