– Так, стало быть, откуда путь держишь, Килан? – старик был уже изрядно навеселе и считал своего ночного гостя чуть ли не братом.
– Я, хранитель, странник. Я нигде долго не задерживаюсь, а иду я с юга, из города Ивора.
– О, у меня там как раз сестра живёт, та ещё карга. Чай, будет старше меня раза в два, а всё ещё строит из себя неписаную красавицу, пугает люд.
– Ну, так, женщины… – весело ухмыльнулся странник.
– Ой, и не говори, друг, не говори, дурная тема. Так как там, в Иворе?
– Народ недоволен, налог подняли почти в два раза. Многие говорят, что Старый король совсем из ума выжил.
– Да оно видится мне, недалеки эти разговоры от правды. Взять хотя бы эту башню: орки сюда чуть ли не каждый день наведываются, а король что? Как могли мы допустить, чтобы по нашей земле ходило это проклятое семя?
– Да уж, дело гнусное…
– Ты вот мне скажи… – перебил Килана хранитель. – Скажи, где ты научился так драться, и откуда у тебя Драконья сталь?
По лицу воина пробежал недобрый сумрак, от которого старика бросило в дрожь.
– Достался от отца, он же и научил сражаться, – холодным тоном ответил странник.
По тембру его голоса и по взгляду хранитель понял, что эту тему лучше не продолжать, и поэтому перевёл беседу в другое русло. Они ещё с полчаса проговорили о всяких пустяках, а потом хмель срубил их окончательно, и два воина, старый и молодой, уснули крепким сном.
Если бы в округе в это время рыскали разбойники, они непременно смогли бы застать их врасплох. Но, к счастью, этой ночью округа была совершенно пустынна, лишь только дикие птицы нарушали всеобщий покой своими криками.
Наутро старик проснулся в одиночестве, ночной гость пропал. Хранитель было подумал, а не приснилось ли ему всё это, но, увидев около стены два трупа, залитые запёкшейся чёрной кровью, живо отбросил эту мысль.
– Ну и диво, – только и проговорил он.
***
Днём в таверне было шумно, слишком шумно. Всюду из угла в угол носились, едва успевая схватывать тарелки и кружки, две бойкие девчушки лет пятнадцати. Корчмарь, заплывший жиром с ног до головы толстяк, гневно потрясал двумя своими подбородками в сторону тех, кто ещё не расплатился. Люд – а к слову сказать, публика здесь собралась самая разношёрстная – отвечал корчмарю отборной бранью, которой может ругаться только солдатня.