Мальвида усомнилась:
– Вы сами слышали, как он назвал светскую львицу Мету фон Салис просто Мета?
– Я поинтересовался и выяснил: граф Гарри Кесслер всех, кого хочет, называет по имени, ведь он с детства самого императора Вильгельма называл Вилли. Так что нам нет никакого смысла искать помощи у полиции Наумбурга – против графа никакая полиция не поможет.
Все началось с того, что ей вернули из журнала «Пан» ее воспоминания о беседах с Фридрихом.
– Полюбуйся! – Лу сердито бросила на стол серый пакет с перечеркнутым адресом и наклеенным поверх него новым. – Представляешь, они вернули мне статью!
– Сколько раз я просил…
Карл брезгливо ухватил пакет двумя пальцами и переложил на свободный стул.
– В такую минуту напоминать мне о каких-то правилах этикета! – обиделась Лу. – Мне еще никогда никто не отказывал!
– Мы же договаривались – независимо от обстоятельств правила этикета священны.
Лу вздохнула – он был прав, именно потому она и вышла за него замуж, что жизнь с ним была надежна и обстоятельна, как его правила этикета. Завтрак, элегантно сервированный на белой крахмальной скатерти, подавался в его доме неукоснительно в один и тот же час. Причем опаздывать было нельзя, так же, как нельзя было бросать перчатки, книги и почтовые конверты на скатерть, уставленную чашечками и блюдцами подлинного севрского фарфора. Не то что в их кратковременной общей квартире с Фридрихом и Паулем или в ее скудной комнатке убогого пансиона, где она впервые встретилась с Карлом Андреасом.
Увидев Лу в коридоре, он, конечно, сразу обомлел и с ходу предложил ей выйти за него замуж, но она только рассмеялась – тогда рассмотрела его не сразу. Он был ей неинтересен – пришел учить немецкому языку ее соседа-перса, и Лу приняла его за скромного учителя немецкого языка. Но все прояснилось, когда она стояла на крыльце, в миллионный раз обдумывая, куда ей податься, когда кончится небогатая, но до сих пор верная пенсия, которую русское правительство платило ей за папу. Платило до двадцати шести лет, и это проклятое двадцатишестилетие с каждым днем неумолимо приближалось, не предлагая ей никакого выхода, кроме возвращения в Петербург к маме, которая иначе денег не давала.