Подбирая себе команду, он не умел выбирать и брал всех, кто хотел плыть на его корабле. Капитан не задумывался о конечной цели плавания, поскольку не цель была важна – важен был путь, который они решались пройти вместе…
Канаты – жилы корабля, а доски – его кости
А мы все – глина и вода, в каютах мы лишь гости
Плывём неведомо куда, неведомо откуда
Нас под водой давно уж тьма и над водой покуда.
Через дыру в дне корабля мы видим дно морское
Им там не ведома беда, не ведомо мирское
Нас зависть чёрная берёт к блаженству рыб и ила
И у судьбы прося расчёт – мы расширяем дыры.
Капитану представлялось забавным то, что он, проведя всю жизнь в открытом море, дожив до одиноких седин, так и не научился плавать. Сколько он себя помнил – он всегда боялся воды. До того, как у него появился корабль, он не мог представить, что станет капитаном и будет, как сейчас, дрейфовать далеко в море, понимая, что никогда уже он не ступит на твёрдую землю. С годами страх не уменьшился, но он забыл его, как забыл и всё остальное. Вместо чувств, внутренних противоречий и споров – только линия расплывающегося горизонта, его потерявшийся в море корабль и это море, которое было повсюду: снаружи и внутри…
Берут измором нас ветра и годы
Кого-то в шторм, кого-то в долгий штиль
В любые дни, в любое время года
Поодиночке превращая в пыль.
Едва-едва родится новый ветер
Надует парус, обозначив путь —
Как тучи ловят все порывы в сети
И глушат всех посмевших им дерзнуть.
Лиха беда добыть в себе надежду
Мы не смогли бы задарма пропасть!
Есть Бог и Дьявол – остальные между
Не знаем сами, к чьим стопам припасть.
Нельзя точно сказать, когда корабль начал тонуть, но он тонул… и тонул давно. Возможно, пробоина появилась изначально – ещё в тот самый августовский день, когда семилетний мальчишка, орудуя старым перочинным ножом, оставшимся от отца, вырезал из небольшого полена нескладную игрушку. В тот самый момент, когда он, сделав парус из платка, опустил свою поделку в воду – это была уже не игрушка, это был его корабль, а он стал его капитаном. Море приняло их, и они поплыли…
Бьют наши пушки по туману наугад,
Беда невидима, беда неразличима
Разрушив рай, мы создали здесь ад
Потоп не тронул варварского Рима.
Не в Вавилоне, а в самих себе
Мы не смогли построить храма веры
И всё молили о другой судьбе