В лабиринтах любви. Стихотворения - страница 2

Шрифт
Интервал

Только яркая индивидуальность может высказываться так необычно, казалось бы, о самом обычном. Но любовь не может быть обычной – это и становится тайной идеей её стихов.

Многие пишут стихи и многие стараются сказать о любви, но Елена Аушева может сказать так, что это пронзает сердце!

Актер театра, режиссёр
Александр Скавыш

Предрассветное. Раннее

За окном моим белый снег
Заметает чьи-то следы.
Где-то ждёт меня мой человек,
И, кто знает, вдруг он – это ты?
Вся в безмолвии белом земля
Поглотила звуки и цвет.
И, быть может, нужна тебе я.
Скоро утро. И снова – рассвет.

Он был

Он был отчаянно красив,
В глазах его – печать ума.
Спокоен он, неговорлив,
Меж мной и ним была стена.
Он был хорош, порою строг,
И был закрыт от всех бронёй,
Казалось, все на свете мог,
Но быть не мог никак со мной.
Он был мужчиной, он был смел,
И к цели шел за шагом шаг,
Жить сразу набело  умел,
Но отчего же всё не так?
Не так, как мне хотелось бы?
Нет страсти – но нет и греха.
Он стал частицею души,
Он стал – Героем. Для стиха.

Провинциалка

Вам знать ее возраст истинный
Не нужно. Он средний. Наверное.
Её недостаток единственный —
Пространственное положение.
Иль, проще сказать, география
Причиной была неудобною,
Не вышла ее биография
Столичной, красивой и модною.
Живя в отдаленной губернии,
Точней, в одной северной области,
Путь к звёздам стелила чрез тернии,
Всё делала честно, по-совести.
Считала: нет в людях различия,
А главное – ум и старание,
В душе твоей – сила величия,
В других встретишь ты понимание!
Но склонны к таким рассуждениям
Лишь люди дремучей провинции,
Что верят в других без сомнения,
Свои не скрывая позиции.
Какая ты милая женщина,
Сокровище периферийное!
Ты так откровенно-доверчива,
Твоё бытие – фантазийное!
Вам знать её возраст не надобно.
Наивная, добрая, глупая —
Вяжи, вышивай, вари снадобья,
О далях столичных не думая.

Не невеста

От пустого подвала окна
Отделяет парчи занавеска.
И как будто там нет ничего:
Ни машин. Ни домов. Ни бурлеска
Человеческой глупой возни
Кем-то названной «жизненный опыт».
Под шипение сварливой зимы
Тянет щупальца тонкие холод…
Там темно. До печали темно,
До бездонного чёрного горя.
Там тоскливо. Там нет ничего.
Только сон. Только вечное море,
Что шумит пятый день в голове
Под удары сердечного бубна.
Всё известно, и жизнь – не внове,
Одичало-смиренно-безумна.
Я Малевича черный квадрат
Следующая страница