СКРЫТЬСЯ уводила меня оттуда, где ОТКРЫВАЛАСЬ моя слабость. Она часто уводила меня домой, где я мог ОТЪЕДИНИТЬСЯ.
Беги, мой друг, в своё уединение: я вижу тебя искусанным
ядовитыми мухами. Беги туда, где веет суровый, свежий
воздух! Беги в своё уединение! Ты жил слишком близко к
маленьким жалким людям. Беги от их невидимого мщения!
В отношение тебя они только мщение.
Не поднимай руки против них! Они – бесчислены, и не твоё
назначение быть махалкой от мух!
Бесчисленны эти маленькие, жалкие люди; и не одному уже
гордому зданию дождевые капли и плевелы послужили к
гибели.
НИЦШЕ, «Так говорил Заратустра»
ПАМЯТЬ принималась возвращать и возвращать меня к произошедшему. Так она словно какими-то стежками старалась зашить ту РАНУ, которую мне нанесли, как ЗАЩИЩАЯ от какой-то бесконечной опасности в образовавшейся ДЫРЕ. Я уже чувствовал, как у меня горели щёки, когда мне хотелось поскорее СКРЫТЬСЯ в нашем доме. А дома РАНЕННАЯ душа пылала как в огне из-за того, что как произошедшее продлевалось в том, как оно ПОВТОРЯЛОСЬ в ПАМЯТИ.
Надо, чтобы ты сжёг себя в своём собственном пламени:
как же мог бы ты обновиться, не сделавшись сперва
пеплом!
НИЦШЕ, «Так говорил Заратустра»
Зачем же ПАМЯТЬ возвращала и возвращала меня к пережитому? Чтобы я, раз за разом просматривая пережитое, лучше мог понять то, что чему не нужно давать ход; что когда даётся ход одному, то ход другого пресекается; чтобы пресекать ход того, что поразило меня, поразило мою ЗАЩИЩЁННОСТЬ? Чтобы я мог устоять в своей ЗАЩИЩЁННОСТИ? Чтобы не остаться в чём-то ВИНОВАТЫМ? Чтобы лучше и лучше прийти к пониманию того, что слабость всегда ВИНОВАТА? Чтобы сжигавшая меня горечь засталяла меня НАПОЛНЯТЬСЯ агрессивным раздражением к самому себе за проявленную слабость? А в чём была проявлена слабость? В опасении что-то нарушить, в опасении напасть в ответ и пересилить в ответном зле?
Почему я оказывался поражённым отвращением к самому себе? За то, что ПРОПУСТИЛ зло, ход которого НЕОБХОДИМО было пресечь? За то, что ПРОПУСТИЛ зло, которое будет стремиться ПОВТОРЯТЬСЯ? ПАМЯТЬ мучила меня, а страдание меня озлобляло. Я не мог не замечать душевного подъёма, прилива жизни и чувства освобождённости, когда мне с разгоревшейся злостью удавалось ОТРАЖАТЬ тех, кто в очередной раз нацеливался на меня, как на живую