С заключительной речью выступил председатель исполкома райсовета депутатов трудящихся Федор Васильевич Потапенко, который благодарил граждан районного центра за единодушное желание дать решительный отпор зарвавшемуся врагу и во всем помогать фронту. Он призвал всех граждан, мужчин и женщин, молодых и пожилых, быть бдительными и пресекать всякие попытки врага сеять враждебные слухи и панику среди населения, дабы ослабить его волю к сопротивлению.
– Спокойствие и бдительность! Самоотверженный труд и дисциплина! Вот что требуется в этот грозный час от всех нас, – закончил свое заключительное слово председатель райисполкома.
Затем он объявил митинг закрытым.
Кто опечаленный, кто с плотно стиснутыми зубами, так, что желваки ходили по щекам, кто с блуждающей улыбочкой – возвращались по домам. Навстречу, к школе, тянулись вереницы подвод с молодежью: там уже работал призывной пункт.
Во дворе средней школы и вокруг школы было людно: стояли десятки грузовых автомашин, щеголеватые тонкорессорные тачанки с колхозными вензелями на спинах, линейки, бедарки и простые хода. Со всех школ района к школе подъезжали и подходили всё новые и новые группы людей. Одни из них проходили прямо в классы для регистрации, другие двигались дальше, вглубь двора, и расходились по сторонам каменной ограды под тень тополей и роскошных глядичий, образуя небольшие группы.
Первый день войны наложил на лица людей резкий отпечаток. Нельзя было спокойно смотреть на потемневшие и осунувшиеся лица матерей: так они были сосредоточенно скорбны, строги. Они не плакали, провожая сыновей на фронт. Плакать они будут по ночам, чтобы никто не видел их слез: ведь на их плечи ложится теперь вся тяжесть по сохранению семьи – основы социалистического общества.
Пробовали крепиться и молодые, пускаясь на самые разнообразнее милые хитрости, чтобы только не выдать своего безысходного горя, разрывавшего на части их сердца. Они то смеясь рассказывали о невинных шалостях детей, то озабоченно хлопотали около дорожных вещей, то вдруг, вспомнив, бежали выпустить из сарая поросенка и приходили с подпухшими глазами и свежей пудрой на побледневших щеках.
– Представь, Ваня, каким шалуном стал наш Витя, – весело тараторила двадцатилетняя жена бригадира тракторной бригады Андрусенко Ивана Поликарповича, птичница колхоза имени Фрунзе Евдокия Петровна, или просто Дуся, пришедшая на проводы мужа в школьный двор, где работал призывной пункт. – Посадила я его на пол и говорю: «Витечка, посиди смирненько, не шали, а я быстро-быстро сбегаю к лапе». А он говорит: «Мой папа. Зими к папе». И цепляется за юбку. Пришлось отшлепать. Прихожу со двора, а его нет. Витя, Витя, а Витя не отзывается. Глядь, а он под столом сидит, скатерть стянул и подушкой закрылся. «Ты почему сюда забрался?» – спрашиваю я его, а он отвечает, надув губки: «Мама плохая. Я её не люблю».