Мелькнул указатель на Терема. Магазин тут должен быть. Полыхая по обыкновению тоской и злостью в адрес экстрасенса и врача, Олька свернула. Осенний дождичек прекратился. Но тучи еще вредничали, захватив все небо до самого горизонта. И солнце не спешило утереть слезки пугливым березкам по обочинам.
Расписной деревянный теремок с петушком на крыше возник неожиданно.
На вывеске каждую букву обхватывал герой из русских сказок, оттого «Товары в дорогу» читалось с трудом. В скверике перед магазинчиком уютно расположились три медведя, за сквериком тянулись ряды ярко-голубых лотков. Торговали, в основном, старушки, овощами и зеленью, ткаными половичками да керамическими свистульками.
Ольга покосилась на заднее сиденье. Сын остался в той же позе, как она его ткнула словно репку в детское кресло. Смотрел на теремок.
Вздохнула прерывисто, выскочила из машины, закурила. Ветер трепал капюшон, проник под куртку, холодил живот. Петровкин захотел назвать сына Сережкой, привозил подарки. Если бы только не услышать его скайповый разговор с экстрасенсом. Петровкин советовался. Его новая подруга требовала, чтобы он прекратил общаться с Олькой, проявил решительность. Чтобы Олька не лелеяла надежд на будущее. Экстрасенс мягко, но твердо, некоторые так умеют, ответила: «Не надо, не говори. У тебя ничего не просят, и ты молчи». Олька закусила губу от обиды. Она не просила, но надеялась. А, может, ей просто было завидно, что у нее нет такого подсказчика.
В маленьком магазинчике принимали товар.
Деревенские терпеливо ждали, когда продавец вернется к прилавку. Стайка подростков, окружила витрину с мороженым. Пожилой мужчина держал в руке бумажку. Наверно, список продуктов жена написала.
Олька ворвалась, волоча сына за рукав курточки. Сережка упирался, капризничал, ему не хотелось стоять в тесноте. Лучше на улице, где медведи. Не сдержавшись, Олька резко дернула его, поставила перед собой. Сузив глаза, она выкрикнула:
– Ты, что думаешь, ты пуп земли?
В магазине стало тихо. Как будто каждого окатила ледяная волна. Люди прятали глаза и нарушить молчание никто не решался. Сережка тоже притих, задумался. Чуть погодя он поднял голову на Ольку и, лукаво улыбнувшись, сказал:
– Мам, я не пуп, я – пупик.
У старушки рядом побежали слезы. Мужчина погладил малыша по голове, одна из девчонок достала из кармана конфету и сунула Сережке. Олька стояла с застывшим лицом. Было непонятно, слышала ли она своего сына.