Было мне тогда не больше четырнадцати зим… В тот год засуха и зной стояли страшные… Много скота пало. Земля потрескалась и обуглилась, будто по ней прошел огонь. Трава покоробилась желтизной, ручьи пересохли, а реки обмелели…
Я спускался с гор. Неподалеку от Темир-Хан-Шуры, на окраине одного аула, меня встретили пять молодых парней, на год-два старше меня. У одного старое кремневое ружье было…
− Уо! Селям алейкум, ламорой54 из Гимры! Хорошо, что ты попался нам со своей дохлой клячей. Угости джигитов персиками. Не видишь разве − жара? Пить хотим! − крикнул один из них и без спросу и разрешения запустил руки в мои корзины. − Э-э-э! Что за кислятину ты везешь? Челюсти сводит, волла-ги!
Наглецы врали… персики были сладкими. Но вместо благодарности они выплюнули мне под ноги надкушенные плоды и бросили с насмешкой в лицо:
− И это ты несешь-везешь продавать на базар в Темир-Хан-Шуру?! Свиньи, и те отвернулись бы от этого дерьма!
…Уж не помню, из какого они были тухума55, из какой гары56, − лукаво успехнулся Шамиль, проводя ладонью по своей огненной, крашенной хной бороде, − но шутки их мне не понравились. Я помню адат, помню законы: «Если рот держать закрытым, будет голова цела. Кто не поступает так, тот слабоумный». Видя к тому же, что их много, что все они меня старше, а у одного из них заряженное ружье… я попытался благоразумно пройти мимо. Но они окружили меня и принялись развьючивать лошадь, стаскивать с нее корзины с фруктами и хурджины, которые наполняли руки моей матери.
− Эй, не горцы вы разве? Обычаев не знаете?! Или гимринцев, что выше вас в горах живут, за мужчин не считаете?! − крикнул я.
Но они лишь надрывали животы от хохота и потешались над моим беспомощным и растерянным видом.
Имам замолчал, глядя на пляшущие языки пламени, а люди, сидевшие у костра и слушавшие с чувством трепетного благоговения историю великого Шамиля, встретились с его упорным прищуренным взглядом.
…Мирно потрескивал, фыркал ставший ярче рубина валежник; из соседней сакли тянуло душистым кизяком и жареными лепешками. Молчали в стылой дреме дагестанские горы.
− Что было дальше, Учитель? − неожиданно откуда-то сверху сорвался звонкий голос.
Старики, задрав головы, недовольно зашумели, гневно потрясая посохами.
− Пошли вон, дети шайтана! Молнии на вас нет!